— Гораздо мудрее дать зарок воздержания от спиртных напитков, если у вас есть такая слабость. Больше я никого не приглашал, Пейджет?
— Насколько мне известно, нет, сэр Юстас. Я облегченно вздохнул.
— Еще мисс Беддингфелд, — задумчиво сказал я. — Кажется, она хочет поехать в Родезию, чтобы искать кости. У меня есть неплохая мысль — предложить ей временную работу секретаря. Она умеет печатать на машинке, я знаю, она сама мне сказала.
К моему удивлению, Пейджет яростно воспротивился. Ему не нравится Энн Беддингфелд. После «ночи подбитого глаза» он неизменно выражает крайнюю неприязнь при каждом упоминании ее имени. Теперь Пейджет полон таинственности.
Предложу девушке работу, просто чтобы досадить ему. Как я уже говорил, у нее очень красивые ножки.
(Продолжение рассказа Энн)
Не думаю, что когда-нибудь забуду, как я впервые увидела Столовую гору. Я очень рано встала и вышла на воздух. Поднялась прямо на шлюпочную палубу, что, по-моему, является ужасным нарушением, но я решила рискнуть, воспользовавшись тем, что вокруг никого не было.
Мы как раз входили в Столовую бухту. Кудрявые белые облака нависали над Столовой горой, по склонам которой к самому морю спускался спящий город, позолоченный утренним солнцем.
От этой картины у меня перехватило дыхание и внутри появилось странное ощущение, которое иногда овладевает вами, когда вы встречаетесь с чем-то необыкновенно красивым. Я не очень умею выражать подобные чувства, но сразу поняла, что нашла, пусть очень ненадолго, то, что искала всегда, с тех пор, как покинула Литтл Хемпсли. Нечто новое, о чем я до настоящего времени даже не мечтала, нечто, утолившее мою страстную жажду романтики.
Совершенно бесшумно, или мне так только казалось, «Килморден» скользил по воде все ближе и ближе к берегу. Это было еще очень похоже на сон. Однако подобно всем мечтателям, я не могла расстаться со своей мечтой. Мы, жалкие смертные, так боимся, как бы не пропустить чего-нибудь.
«Это Южная Африка, — усердно повторяла я про себя — Южная Африка, Южная Африка. Ты видишь мир. Вот он — мир. Ты видишь его. Представь себе, Энн Беддингфелд, голова твоя садовая. Ты видишь мир!»
До сих пор мне казалось, что здесь наверху я одна, но теперь я заметила фигуру другого человека, перегнувшегося через поручень, также погруженного, подобно мне, в созерцание быстро приближающегося города. Он еще не успел повернуть голову, как я узнала его. На мирном утреннем солнышке сцена, разыгравшаяся прошлой ночью, представлялась нереальной и мелодраматичной. Что он мог подумать обо мне? Меня бросило в жар, когда я поняла, что я ему наговорила накануне. И ведь я так не думала — или все-таки думала?