Ввиду того, что сказано выше, монсеньор, и ввиду того, что покойный перед смертью звал священника, чтобы исповедаться, и что он умер с добрыми христианскими чувствами, чему свидетели две дамы монашеского звания, проживающие в том же доме, дворянин по имени Б. Кутон, на руках которого он умер, и многие другие лица, и что господин Бернар, священник церкви Святого Евстахия, допустил его к причастию на прошлую Пасху, да будет вам благоугодно оказать особую милость просительнице, чтобы покойный ее муж был погребен и похоронен на кладбище вышесказанной церкви Святого Евстахия, со всеми подобающими и установленными обрядами, и вышесказанная просительница будет вечно возносить Господу молитвы о вашем благополучии».
Архиепископ, получив это прошение, 20 февраля передает его на рассмотрение своему официалу,[228] аббату де Бенжамену, чтобы тот проверил обстоятельства, изложенные мадемуазель Мольер. У Арманды есть все основания не возлагать особых надежд на решение архиепископа. Она просит прямого вмешательства короля во время аудиенции, которую его величество соблаговоляет ей дать. Существует несколько рассказов об этой аудиенции. Арманда будто бы заявила: «Если мой муж был преступником, Ваше величество по меньшей мере разрешали ему эти преступления».
Подобная фраза совершенно невероятна. Арманда достаточно умна, чтобы понимать: если бы она позволила себе произнести такие слова, то непоправимо утратила бы расположение короля. Напротив, естественно думать, что, будучи актрисой, она, скорее, впадала в патетику, нажимала на чувствительные струнки.
Другой анекдот, столь же неправдоподобный. Людовик XIV якобы вызвал к себе настоятеля церкви Святого Евстахия и приказал ему похоронить Мольера по обряду. Священник отказался: нельзя хоронить нераскаянного комедианта в освященной земле. Тогда король спросил:
— До какой глубины земля освящена?
— До глубины четырех футов, сир.
— Ну что ж, похороните его на глубине шести футов, и чтобы с этим было покончено.
Нет необходимости доказывать, что разговор этот передан неточно, а скорее всего, и вовсе не имел места. Мы достаточно говорили об уважении короля к религии, о его осторожности в таких вещах.
Людовик XIV прекрасно понимает, что это последний эпизод в борьбе за «Тартюфа», в которой он несомненно до какой-то степени замешан. И прежде всего он не хочет, чтобы похороны актера, пусть даже великого, нарушали порядок и вызывали разные толки. И так уж многие вельможи — например, маршал де Вивон — беспокоятся, осведомляются, в чем дело. Король приказывает архиепископу Парижскому положить конец скандалу. Монсеньор де Шанвалон подписывает разрешение скрепя сердце и сопровождает его мелочно-злобными оговорками: