. Климент, согласно Феофилакту, «всячески старался преодолеть равнодушие болгар к делам божественным, пытался собирать их, привлекая красотой [церковных] построек, и вообще смягчать дикость и грубость (άγριον και άτίθασον) их сердец, их черствость (άπόκροτον) в богопознании. Ничего удивительного, что он старался переменить помыслы людей на более кроткие и человечные»
[788]. Каким же способом Климент добивался своей цели? Феофилакт рассказывает, что в Болгарии росли одни лишь «дикие» деревья, не приносившие «культурных» (ήμερων) плодов — Климент же «привез из греческой земли все виды культурных деревьев и путем прививок облагородил дички, дабы, как я думаю, воспитать таким способом и души людские»
[789]. Перед нами — не только и даже не сколько рассказ о конкретной миссионерской деятельности
Климента, сколько притча: византийскую культуру нельзя навязывать варварам, ее необходимо аккуратно прививать к их собственной
[790]. Понятно, что Феофилакт расказывает не о Кирилле и Мефодии, уж тем более не о Клименте (который вообще был славянином и потому вряд ли испытывал те эмоции, которые приписал ему агиограф) — он излагает свою концепцию миссионерства в варварской стране, концепцию, родившуюся из его размышлений над собственной пастырской деятельностью: ведь он и себя называет «учителем болгар»
[791].
Разумеется, столь гибкий подход к христианизации варваров ни на йоту не убавляет у Феофилакта империалистического чувства. В этом смысле весьма характерно второе его крупное агиографическое сочинение — Житие 15 тивериупольских мучеников. Данный текст был призван «удревнить» христианство на вверенной архиепископу территории, почтить тех мучеников, как римских, так и варварских, которые ее в давнее время прославили (ср. выше, с. 161 сл.). То есть по самому своему замыслу панегирик носит «интернациональный» характер, его автор радуется, что «племя варварское стало народом Божьим»[792], — и тем не менее ни на секунду не забывает о примате имперского над христианским. Когда он берется описать крещение Болгарии, это историческое событие выглядит не более чем довеском к ее мирному договору с Империей: «[Князь Борис] тотчас вступил в переговоры с василевсом ромеев… дабы заключить соглашение о мире и впредь вести жизнь тихую и безбурную, спокойную и незаметную, в полнейшем благочестии и скромности. А что если установить отношения истинно братские, жить друг с другом в единомыслии и любви? И предложил [Борис] верное ручательство (πίστιν άσφαλή): сам попросил о принятии божественного крещения и о присылке к нему священников, которые разъяснили бы им все христианство. Ромеи радостно приняли это известие о мире, которого они никогда от болгар не ожидали (μηδέποτε παρά Βουλγάρων έλπισθέν), и все быстро исполнили»