Мне нужна была и эта экспедиция, и эти бескрайние просторы, мне нужна была Сибирь.
Мы обменялись с капитаном долгим взглядом, пожали друг другу руку. Это много значило для капитана, но еще больше это значило для меня. Он похлопал меня по плечу и сказал:
— Да будет так, мой друг. Удачи тебе.
Самолеты пролетали над бараком и взмывали высоко в небо. Я направился к моему самолету. Капитану пришлось крикнуть, чтобы я услышал его слова:
— Будьте внимательны. В зоне обстрела появилась группа немецких истребителей. Весьма агрессивных. Будет глупо, если вас собьют во время вашего последнего задания здесь.
После этого, как и следовало ожидать, начались формальности, бумажная волокита… Миссия в Сибири зависела от многочисленных служб, разбросанных по разным областям. Запись. Назначение. Денежное довольствие. Медицинский осмотр. Транспортировка. Штемпели. Печати. А поскольку миссия существовала пока только на бумаге, повсюду царили неведение и неразбериха.
В этой суматохе я познакомился почти со всеми добровольцами, которым предстояло стать моими спутниками в путешествии. Короткие и ничего не значащие встречи. Они просто проходили мимо. Всех заботило только одно: как уладить личные проблемы до отправки в путь.
Но среди них был один, кого завтрашний день не особенно волновал. Лейтенант-наблюдатель. Невысокий, худой, мускулистый, он чем-то напоминал атлета. Светлые глаза, может быть, слишком светлые, в глубине которых, казалось, все время плясали искорки безумства. Он привлек мое внимание еще до того, как мы обменялись хотя бы словом, — я просто взглянул на него. И я сразу почувствовал, как между нами мгновенно возникло то бессознательное взаимопонимание, что с трудом поддается объяснению. Но когда он сказал, как его зовут, у меня перехватило дыхание. Потому что его имя, ставшее уже легендарным, передавалось из уст в уста, из эскадрильи в эскадрилью.
Чтобы понять почему, нужно иметь представление о двухместных самолетах для ближних разведывательных операций, на которых тогда приходилось воевать. Две кабины под открытым небом. Два отверстия. В передней кабине — пилот. В задней — пассажир. Между ними два-три метра отполированного фюзеляжа, обдуваемого всеми ветрами. Никаких парашютов. Наблюдатель, таким образом, вдвойне подвергался риску. Он мог погибнуть сам. Или из-за пилота. Если пилот погибал, то наблюдатель разбивался в самолете, потерявшем управление и стремительно пикирующем вниз.
И вот однажды пилот моего нового друга во время воздушного боя был убит автоматной очередью, снесшей ему половину головы. Тогда он, наблюдатель, отстегнул ремни, отодвинул как можно дальше автомат, обхватил ногами ветровое стекло и под порывами ветра, хлеставшего его прямо в лицо, перебрался в переднюю кабину. Он забрался внутрь, все это ему удалось за какие-то считанные секунды, пока самолет еще удерживал шаткое равновесие.