Слегка потрынькал струнами, настраивая принесённый инструмент и начал свою "коронку":
Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые…
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица давно позабытые.
Ох, простите, Иван Сергеевич. Упёр я ваш текст внаглую. Но не вы первый в этом веке из мной ограбленных…
Вспомнишь родные, нежные речи,
Взгляды так жадно, так часто ловимые…
Первые встречи, последние встречи,
Милого голоса звуки любимые…
Обычно, когда пою, уподобляюсь токующему глухарю – слышу только себя и ни на что вокруг не обращаю внимания. Ну, почти ни на что, конечно, посмотреть на реакцию слушающих хочется. Вот и сейчас мельком взглянул на Настю и очередной раз поразился: как хороша!
И в очередной раз возникло недоумение почему эта девушка обладает такой… Да нет, не красотой. Я уже говорил, что ничего особенного в её лице не было. Не дурнушка, но отнюдь и не красавица. И тем не менее… Какая-то непонятная притягательность…
И тут, кажется, понял: её лицо очень красиво "живёт". Именно ЖИВЁТ. Когда она говорит, смеётся, улыбается. Даже сейчас лицо практически неподвижно, всё во внимании к моим руладам, только веки и ресницы подрагивают… Но что-то неуловимое показывает эмоции, которые бурлят в этой очаровательной головке.
Всё-таки, хоть ты тресни – женскую красоту и очарование не определяет только анатомия. Уж я-то в школе насмотрелся на девиц девяносто-шестьдесят-девяносто, которые категорически не умели владеть своим телом, столь щедро выделенным им матушкой-природой – идёт такая вся из себя модель, но мужской глаз совершенно не цепляет.
И наоборот – вроде совершенно ничего особенного, но двигается с такой потрясающей грацией и женственностью, что голова, совершенно против воли разворачивается вслед как зеркало радиолокатора.
И с лицом то же. Зачастую и личико милое и глаза антилопьи, в хорошем смысле, но столько в этих глазах пустоты…
И наоборот: ну вообще никакая девчонка, а вот что-то есть в этих неярких глазах обрамлённых недлинными ресницами такое, что зачастую сожалел: "Где мои семнадцать лет…".
Вспомнишь разлуку с улыбкою странною,
Многое вспомнишь родное, далёкое.
Слушая говор колёс непрестанный,
Глядя задумчиво в небо широкое…
Медленно замолкала последняя тронутая струна. В молчании. Только когда утих последний звук, "выщипанный" мною из инструмента, Анастасия лёгким восхищением, как мне очень хотелось считать, произнесла:
— Чудесно! Никогда раньше не слышала. Очень непривычно и очень красиво.
— Не заставляйте меня краснеть, Анастасия Сергеевна, — начал я показательно скромничать. — Красивый романс, но ведь не мой же…