Адамберг пристально взглянул на Ретанкур.
— Это очевидно, — сказал он. — Рафаэль должен приехать позже, мне следовало самому сообразить. Или я разучился думать, как полицейский?
— Временно, — мягко ответила Ретанкур. — Вы реагируете, как преступник в бегах, а не как комиссар. Вы временно перешли на другую сторону, оказались в неприятной ситуации, и солнце слепит вам глаза. Все встанет на свои места, когда вы вернетесь в Париж.
Адамберг кивнул. Сейчас он — загнанный преступник, настроенный на побег, не видит картины в целом и не может связать детали.
— А вы когда сумеете улизнуть?
— Когда они закончат обследовать сектор и поймут, что прокололись. Они снимут наблюдение и начнут искать вас на дорогах и в аэропортах. Я догоню вас в Монреале.
— Где?
— У одного хорошего приятеля. Я не умею находить любовников на тропе, зато как моряк в каждом порту завожу друзей. Во-первых, мне это нравится, а кроме того, всегда может пригодиться. Базиль точно нас приютит.
— Превосходно, — пробормотал Рафаэль, — просто превосходно.
Адамберг только кивнул.
— Рафаэль, — спросила Ретанкур, поднимаясь, — я могу поспать? Нам придется ехать всю ночь.
— Ты тоже ложись, — сказал Рафаэль брату. — Пока вы будете отдыхать, я схожу за халатом.
Ретанкур записала ему свои размеры.
— Не думаю, что наши преследователи пойдут за вами, — сказала она. — Они останутся караулить дом. Но на всякий случай, купите еды, хлеба, овощей. Так будет правдоподобнее.
Адамберг лежал на кровати брата, но заснуть не мог. Ночь на 26 октября преследовала его, как физическая боль. Он был пьян, зол на Ноэллу и на весь мир. На Данглара, Камиллу, новоиспеченного отца, Фюльжанса. Он превратился в клубок ненависти и с какого-то момента перестал себя контролировать. Делянка. Вилы. Что еще нужно леснику для работы? Он видел их — когда разговаривал со сторожем или когда шел по лесу. Он знал об их существовании. Он шел, был пьян, была ночь, его мучили навязчивые мысли о судье и страстное желание найти брата. Увидел Ноэллу — она подкарауливала его как жертву. Ненависть взрывается, дорога к брату открыта, судья добрался до него. Он хватает оружие. На тропе никого нет. Он наносит девушке удар. Срывает ремень, мешающий добраться до ее живота. Бросает его в листья. И наносит удар вилами. Разбивает лед на озере, топит труп, забрасывает сверху камнями. Как тридцать лет назад на Торке, с шилом Рафаэля. Отработанные движения. Перекаты Утауэ уносят вилы к реке Святого Лаврентия. Проделав все это, он где-то шатается, теряет сознание, стремясь все забыть. После пробуждения все случившееся оказывается похороненным в недоступных глубинах памяти.