– Ой, – воскликнула Инна, – какая прелесть!
– Это, значит, – Шарапов покраснел даже, – это, значит, от нас, от товарищей. Счастливы будьте!
Иван поставил вазу на стол. И сразу в комнате стало весело и радостно, совсем по-летнему. Инна подбежала к Шарапову, обняла и крепко поцеловала.
Наступило то веселое оживление, которое всегда царит за столом, когда собираются за ним приятные друг другу люди. Кому-то не хватило вилки, у кого-то рюмка оказалась слишком маленькой. Все эти милые мелочи порождали веселье и шутки.
Но вот рюмки у всех налиты, закуска положена на тарелки, в комнате на секунду установилась тишина.
– Товарищи, – встал Александр Петрович, – сегодня у нас день радости. Семья наша пополняется. О дочери своей я ничего говорить не буду, а о зяте скажу. Я рад, душевно рад, Игорь, что ты в наш дом пришел. Я сына хотел, да… Теперь у меня сын и дочка. И, как отец, я своим сыном горжусь. Горжусь его профессией, званием его чекистским горжусь. В нелегкое время мы гуляем на этой свадьбе, враг к Москве рвется. Но жизнь продолжается. Желаю вам, мои милые, прежде всего мужества, потому что оно очень нужно нам всем, и счастья, настоящего и большого.
После него говорил Данилов, потом бабушка, мать, Степан Полесов. Самый короткий тост принадлежал Шарапову. Он встал, оглядел всех лукавыми, смеющимися глазами и сказал одно лишь слово: «Горько!»
Время бежало незаметно. Вот попрощался с гостями Александр Петрович, он даже на свадьбу дочери мог приехать только на два часа. Завод, на котором он был директором, работал для фронта, ремонтировал танки, делал мины. Сейчас на нем выполнялся срочный заказ: собирали бронепоезд.
Отец ушел, а они еще выпили за его здоровье, за завод, за тех, кто на фронте.
Данилов поставил рюмку на стол и вдруг увидел гитару. Как же он ее не заметил раньше? Она стояла на диване у самой стены. Иван Александрович встал, вытащил инструмент из угла.
– Ого, – засмеялся Игорь, – Иван Александрович, у вас никак тяга к слободской лирике?
– Это почему же? Гитара – инструмент прекрасный, а твою «слободскую лирику» можно и на концертном рояле играть. Не в том дело на чем, а – как и что.
Данилов начал осторожно настраивать гитару. Потом взял первый аккорд, сначала тихо, затем сильнее… Иван Александрович пел старые, давно забытые романсы. Его голос, тихий, чуть с хрипотцой, заполнил комнату. Слова романсов были просты и нежны. Они звучали словно откровение. Но вместе с тем они были знакомы, мучительно знакомы…
– Это же Есенин. Ну конечно, Есенин, – сказала Инна.
– Правильно, – Данилов отложил гитару, – это Есенин, чудесный поэт, истинно русский, только вот его у нас почему-то забывают.