– Михалыч, да он просто кулак! – крикнул он вверх. – Спроси его, куда он заныкал бочонок с солеными огурцами.
– Сам спроси, не видишь, мне некогда!
Шкворчание масла на раскаленной сковородке и аппетитный запах поджаривающегося мяса действительно свидетельствовали о чрезвычайной занятости Михалыча. Нина и Ленц находились в прежних положениях. Она все так же безмолвно стояла у двери, а он все качался, не видя ее, и Нине казалось, что он сейчас завоет, как собака.
– Вовка, где у тебя рассол? – Роберт вылез из погреба, присел рядом с Ленцем на кровати, положил ему руку на спину. Тот некоторое время сидел неподвижно, а потом вдруг внезапно развернулся всем телом и с необузданной яростью вцепился Роберту в плечи, затряс его:
– Я все слышал! Ты сказал – я кулак? Почему ты так сказал? Почему ты смеешь так думать, скотина! Разве когда-нибудь я давал тебе повод думать так обо мне? Разве эти чертовы овощи, которые ты видел там внизу, в кладовой, не просто средство, чтобы не подохнуть зимой с голоду? Разве они не выращены здесь, на этом участке, моими собственными руками?
Володины глаза налились кровью, руки перебрались на горло Роберта, и Нине показалось, что он сейчас задушит его. Она хотела кричать и не могла, порывалась разнять друзей, но не сделала и шагу. Чутьем она поняла, что не должна вмешиваться в происходящее. И вместе с тем она не пожалела, что приехала сюда, в этот странный, почти пустой дом, оказалась среди малознакомых мужчин в такой непростой ситуации. Почему-то она не чувствовала себя здесь чужой. Ей даже показалось, что когда-то она уже стояла вот так в этой самой комнате.
– Ты говоришь, я – кулак?! – продолжал кричать Ленц и трясти Роберта, будто грушу. – Значит, ты заодно с ними?
Михалыч, будто ничего не слыша, продолжал хозяйничать на кухне.
– Я не заодно! Я пошутил, я не подумал! – Роберт вначале терпеливо ждал, пока Володька проорется и перестанет его трясти. Но поскольку ярость в глазах его друга не исчезала, он понял, что надо все-таки предпринимать кое-какие шаги и для собственного спасения.
Он попытался отодрать руки Ленца от своего горла, но тот держал его крепко.
– Михалыч, скажи ему! Он меня сейчас задушит! – Изо рта у него слышался только сдавленный хрип. Однако Михалыч ориентировался в происходящем и, как убедилась Нина, держал ситуацию под контролем.
– Ну, хорошо хоть печать молчания спала, – с удовлетворением констатировал он, появившись в комнате с огромным ножом, с лезвия которого на пол капал розовый сок. – Перестаньте вести себя как придурки, даму напугаете, – спокойно сказал он и ушел назад.