Нина почему-то забыла о печальной судьбе Пульсатиллы. Она села, бессильно уронила руки в колени.
– Ведь если бы я знала, что так получится, – сказала она, все еще с надеждой глядя на Кирилла, – я бы стала ходить по врачам, бить во все колокола, сдавать анализы… Но ведь я думала, и ты сам мне это всегда говорил, что ты единственный мой ребенок! А теперь ты влюблен, а что делать мне? У нас даже кошки нет в доме, оттого что ты боялся, что кошка будет гадить в неподходящих местах…
Воспоминание о несуществующей кошке еще больше расстроило ее, и слезы заструились по щекам ручьями. Она плакала без истерики, без всхлипываний и вздрызгов, без трясущихся плеч – слезы просто текли и текли сами собой, и некому было их остановить.
– Ну, я уж не виноват, что так получилось, я ведь не говорил, что не хочу детей принципиально. – Он с раздражением опять включил телевизор.
– Но что я буду делать без тебя? – вдруг спросила она у воздуха, у мебели в комнате, у пустой грязной коробки из-под винегрета, что стояла на столе. У Кирилла спрашивать было бесполезно, Она обвела глазами пространство: – Как я буду жить? – Она опять посмотрела на мужа. Лицо его было раздраженным и злым. – Я знаю тебя всего до малейших мелочей… – В ее голосе слышалась мольба. – Я знаю твой запах… – Она закричала: – Я умру без тебя!
Он пожал плечами и встал. На телеэкране кривлялись три девушки – беленькая, черненькая и рыженькая.
– Ну! Не надо превращать все в плохую мелодраму! – Лицо его сморщилось от досады. – И потом, почему ты говоришь «без тебя»? Я пока не собираюсь никуда уходить из нашего дома. Вот я, здесь! Можешь меня потрогать! – Он подошел к ней и протянул руку.
Она сидела, заливаясь слезами, опустив голову, и не видела, что на лице его выражение жалости мешалось с брезгливостью. Она обрадовалась его словам, как ребенок, заливающийся плачем, радуется, когда его берут на руки и гладят. Она согласно закивала, целуя его руку:
– Да-да-да, конечно! Какая же я глупая! Я все понимаю! На самом деле у мужчин это бывает, я знаю! Говорят же: «Седина в бороду, бес в ребро!»
– Ну, у меня еще нет пока седины! – сказал он и с улыбкой довольства погладил себя по лысеющей голове.
– Конечно, нет! – Она суетливо замахала руками. И одновременно то вытирала слезы, то порывалась его обнять. Он отстранялся. – Я понимаю, все понимаю, это действительно нелегко! – бормотала она. – Конечно, ты устал на своей работе, ты столько пережил! Я виновата, виновата! – Вдруг, мешая слезы и вымученную улыбку, она ринулась в кухню. – Ты устал, ты, наверное, хочешь есть! Давай я поджарю тебе картошку, как раньше, на копченом сале? Так, как ты любишь и всегда любил! А я, глупая, говорила, что эта еда очень вредная!