Ваш о. Александр (Виньковецкая) - страница 4

После службы в его небольшой церкви я сказала отцу Александру, что во мне что‑то шевельнулось сверхличное, хотя я слишком в стороне, живу вне религии, и мне все думается, что служба в церкви — это театральная игра для взрослых. «И вы думаете, что я артист?»— весело спросил отец Александр. «Нет, я как раз почувствовала силу вашего духовного взора на себе, — сказала я, — многие из моих знакомых просто воображают, завышаются над другими своей религиозностью, и часто я встречаюсь с духовным высокомерием, а не с верою». Я могла позволить себе говорить такие слова в присутствии отца Александра, чувствуя, что он не догматически–сухой педантичный священник, а живой человек, полный веселости и доброжелательности.

Он отнесся ко мне так ласково и нежно, будто давно знал и любил меня. Такую открытость, такую живую любознательность к другому человеку у верующих и неверующих я почти никогда не встречала, а уж у знаменитых и подавно. Отец Александр подарил мне любовь и доброту высокого полета, и я ощутила себя свободней, лучше, умнее.

Я увезла эту любовь в Америку.

Через два года после нашей «поросячьей» встречи, живя в Америке в маленьком университетском городке Блаксбурге, я почувствовала необходимость написать письмо отцу Александру. Отец Александр, несмотря на всю занятость, ответил. Так началась наша переписка.

Первые несколько писем и открыток отца Александра адресованы моему мужу Якову, а последующие — мне. Переписка продолжалась до 1982 года, потом прервалась, наши письма и книги, посланные в Россию, стали возвращаться, пропадать, и нам сообщили, что у отца Александра неприятности с властями. После смерти Якова (1984) я переехала в Бостон, и два последних письма от отца Александра получила незадолго до его смерти. Он написал и передал через моего сына Илюшу, посетившего отца Александра, что собирается писать книгу по истории религий, и попросил меня найти материалы о мормонах. Я собрала их, но они остались неотправленными… Пришло известие из Москвы, что отца Александра убили.

Я превратилась из географа в писателя, как мне советовал отец Александр. Окропил меня, как деревенского поросенка.

Я решила опубликовать нашу переписку, и хотя отдельные истории и эпизоды из моих писем вошли в мою книгу, Америка, Россия и я», но здесь, в контексте с письмами отца Александра, они приобретают иную окраску. Письма были ниточкой — пуповиной, связывающей меня с оставленным миром, и даже самые маленькие весточки отца Александра имели для меня значение молитвы, были целебным бальзамом.

Яков и Диана Виньковецкие. Ленинград. 1974 год