, сразу опустила свой вздернутый носик. С каждой минутой Анна все больше успокаивалась. В этой толпе никто не обращает на нее внимания. Молодежь уже не помнит, когда Анна Осис жила здесь. Многие из тех, кого называют сейчас господами и барышнями, в те времена еще ходили за стадом или впервые брались за косу на хозяйском лугу. И в конце концов разве она уже не прошла все это? Разве у ее ребенка нет такого же права на жизнь, как у других детей? Она приучила себя все продумывать и взвешивать, и всегда получалось, что не нужно ей ни глаз опускать, ни в угол забиваться. Свободно, с оттенком снисходительного любопытства смотрела она на эту пеструю, вращающуюся толпу. Молодость брала свое, общее веселье захватывало, Анна не замечала ни окутывающих ее клубов пыли, ни прохлады вечера, которая с заходом солнца, вместе с первыми тенями, выползла из кустов и начала ощупывать разгоряченные тела.
Мария удивленно посмотрела: над чем это смеется золовка? Анна только качнула головой — какой смысл рассказывать, все равно невестка никого здесь не знает. Смеялась она над Мартынем из Личей, которого уже давно приметила в толпе. Этот пятидесятилетний увалень среди женщин и девушек превратился в гибкого угря, кружился, как юла, молодые за ним не поспевали. Только что отпустив одну партнершу, сейчас же приглашал другую. Спина у него словно без костей. Вот он низко поклонился, высоко подняв над головой шляпу, — блеснул череп, весь белый и гладкий, как яйцо. Приглашенная окинула его с головы до ног презрительным взглядом, гордо вздернула головку и повернулась спиной. Пристыженный Мартынь скрылся в толпе.
И Анна засмеялась: гордячка, отказавшая Мартыню, была юная Марта Калвиц. Только сейчас, сравнивая Марту с другими женщинами и девушками, можно было оценить, какая она стройная и красивая. Бархатный лиф облегал ее упругую грудь, светлая коса с широкими лентами свисала ниже талии. Она двигалась свободно и уверенно, не кичась, но, по-видимому, сознавая свою привлекательность, «Да, — подумала Анна, — теперь растут другие девушки, не такие овечки, как мы. Такую уже не обманет первый встретившийся хозяйский сынок, не втопчет в грязь какой-нибудь…» Она чуть не произнесла одно слово, вобравшее в себя горечь и отвращение прожитой жизни… Как грязную тряпку откинула прочь.
Увидя рижанок, Марта направилась к ним. Уже издали видна ее детски чистая улыбка, в которой все еще светился блеск сегодняшнего утра. Она не шла, а бежала, не думая о том, подобает ли так вести себя взрослой девушке. Мелькал белый передничек с узорчатой каймой и вышитыми словами народной песни: «Мое солнышко родное через Даугаву мне руку подает». Красные ленты развевались за спиной. Она напоминала Анне шелковистый мак, колыхавшийся сегодня утром от ветерка в цветнике арендатора Силагайлей. Даже сердитая и вечно недовольная Мария улыбнулась и кивнула головой.