Приехала Аня к ягодной поре. Еще держалась в чаще черника, закраснела брусника. Они с матерью уходили на целый день в лес и там все время перемывали одно и то же: какую подлость совершил Николай Егорович и какой найти способ его вернуть. Ничего не придумав, стали решать, как Ане прожить без него.
Август стоял зеленый, благодатный, цвел розовый вереск, еще пели птицы – ничего они не замечали.
– Найди себе, – говорила мать. – Не такие находят.
– А привыкать-то как трудно!.. – грустно шептала Аня.
До отъезда в деревню Аня все-таки успела узнать, что ее разлучница работает совсем не вместе с Николаем Егоровичем и никто на их предприятии ее в глаза не видел. Оказалось, что она медсестра в районной поликлинике и они с Николаем Егоровичем познакомились, когда она приходила к покойной Стеше делать уколы. Женщина она была не очень молодая и как будто бы не очень видная. И от этого Ане стало немножко легче.
– Зарабатывает ерунду какую-то, комната у нее с матерью на двоих, – рассказывала она.
– Ну уж тогда я прямо и не пойму, – вздыхала старуха. – С ума он сошел!..
Собирали ли они чернику, уходили ли в поляны за рыжиками, возились ли в огороде – все время на языке у них было одно и то же. И Аня начала от этих разговоров уставать, ей уже казалось, что все случившееся было давным-давно, что она страшно постарела за это лето и надежд на то, что будет ей еще хорошо, совсем не осталось.
– Подумать только, что я в своей жизни пережила!..
Но «баба Нюха» вдруг исполнилась старушечьей мудрости:
– Да полно-ко!.. Твою бы жизнь да каждой бабе! Дитя твоего люди помогли взростить, государство выучило. От мужа ни бита, ни ругана не была. Забудется все, с ногтями отстрыжется. Ешь-ка вот пирожочки.
Наверное, была у старухи тайная надежда, что дочь теперь возьмет ее к себе. Но сказать не решалась: та сколько ни поплачет, а одна жить не станет.
В начале сентября Аня вернулась в Москву, вышла на работу. Ей еще предстояло выработать тактику: жаловаться ли товаркам на свою судьбу или делать вид, что все к лучшему, что свобода для женщины – это самое святое дело.
– Разошлись мы, девочки, – призналась она наконец. – Заметила я, что мой Коля стеклом своим на сторону косит. Ну и иди, говорю, на все четыре стороны. Меня такие отношения тоже не устраивают.
Встретив сочувствие, Аня ожила и стала фантазировать: жаловалась на то, что Николай Егорович якобы очень «тесно» ее дома держал, замучил ревностью, ограничивал ее общественный рост. Надеясь, что многие позабыли, как обстояло все на самом деле, обвинила бывшего мужа и в том, что родной ее мальчик вырос на стороне. И так горячо она это рассказывала, что и сама всему верила.