– Зачем же? – тихо спросил Николай Егорович.
Аня чуть не рухнула в автоматной будке.
– Как это зачем? Я ведь одна… Юра сейчас еще в летних лагерях, его не отпустят.
Николай Егорович долго молчал. В трубке что-то шуршало. Потом он спросил:
– Наверное, деньги тебе нужны?
Слезы хлынули в черную трубку.
– Да какие деньги, Коля!.. Приди хоть на полчаса. Ведь надо же как-то посоветоваться. Я тебя как человека прошу!..
– Ладно, – сказал Николай Егорович.
Он приехал минут через сорок. На нем был очень приличный финский плащ и красивое кашне. И все в Ане заклокотало от обиды: он нарочно вырядился, чтобы над ней посмеяться. И вместо того, чтобы советоваться «как с человеком» и чтобы просить о помощи, Аня опять начала «выяснять отношения».
Если бы не лежащая на столе телеграмма, Николай Егорович мог бы подумать, что она выдумала причину, чтобы его сюда заманить. Он молча и хмуро слушал, что она говорила.
– Некультурная ты женщина, – сказал он тихо. – Все ведь от этого.
Тогда Аня закричала:
– Я уж знаю, что ты теперь культурную себе нашел! Поздравляю тебя, Коленька! Только если бы она была культурная…
Николай Егорович встал. Лицо его сморщилось и побледнело.
– Что тебе надо? Меня от одного твоего вида мутит… Мать вон у тебя скончалась, а ты ругаешься и губы намазала. Зачем ты меня позвала?..
Это уже было несправедливо: она губы намазала еще до того, как принесли телеграмму. А что же, спрашивается, ей теперь и делать, как не мазать, раз он ее бросил? Ей не сто лет, чтобы она чумичкой сидела. И будет краситься, и одеваться будет!..
– Вот тебе деньги, – сказал Николай Егорович и положил на стол пятьдесят рублей. – Я хотел Юре отправить. Попозже пошлю.
Аня нашла в себе силы сказать:
– Вещи свои забери.
– Да мне они теперь не нужны, – сказал Николай Егорович.
Он вышел, тихо прикрыв дверь. До Ани донеслось шипение лифта. Она сидела и думала, что Юра давно ей не писал, а с отчимом, наверное, переписывается регулярно. Сумел парня полностью на свою сторону переманить.
– Не хочу жить!.. – вслух сказала Аня. – Не хочу!..
Но жить было как-то нужно. Хотя бы для того, чтобы похоронить как следует мать, распорядиться ее домом. Аня оделась, снова вышла на улицу и пошла к почте – дать Юре телеграмму, что умерла бабушка.
«Только на похороны его и вызываем, – подумала она. – А я вот умру, так чужие люди его вызывать будут…»
От мыслей этих стало страшно. Это только сказать легко: не хочу жить! А каково лежать-то?.. Сколько вон на кладбище покинутых могил, провалились, и песком венок засыпан. А когда Аня подумала, что столько она для людей старалась, так хотела быть хорошей и за все за это ей не будет никакого внимания, то у нее слезы опять полились из глаз, и она испортила три бланка, прежде чем смогла нацарапать телеграмму.