– Это Владимир Сергеевич, князь Оболенский, младший брат царя, гофмаршал и лейтенант-полковник петербуржских кадетов. Это мой любимчик, я зову его Вова. Он все бросил ради любви к девушке простого рода, может быть, проститутке, которую любил пылко и страстно, по-русски.
– Они поженились, и у них было много детей? – улыбнулся Виталий.
– Нет, он умер от сифилиса, – серьезно ответила Елена. Она внимательно смотрела на Виталия, ожидая его реакции. Тот от неожиданности рассмеялся. Давно он так не смеялся. Он вообще давно не смеялся. Сейчас он был похож на своего брата, весело хохочущего над любой глупой шуткой. Он смеялся так заразительно, что Елена присоединилась к нему, и они продолжили путешествие по дворцу. Они успокоились и притихли лишь перед фреской Пресвятой Богоматери конца восемнадцатого века, лик которой излучал удивительный свет.
– Почему вы не спрашиваете, что стало с девушкой? Я бы вам ответила, что она стала самой счастливой женщиной в мире. Я благодарна Вове, искупившему своим поступком четыре века несчастливых личных жизней Романовых. О, zut, я становлюсь слишком сентиментальной.
Мелодия «Пети и волка» не покидала их, потому что каждое помещение было оборудовано колонками, шнуры от которых не всегда были грамотно закамуфлированы. Опытный взгляд Виталия замечал и другие странные детали: мебель была сдвинута к стенам, словно освобождая место для прохода, а некоторые столы расставлены, как для фуршета. Можно было подумать, что дворец был арендован для проведения грандиозного приема. Он не задавал Елене вопросов, не желая ее смущать, но она сама решила все объяснить.
– Завтра вечером я устраиваю небольшой праздник.
– Какое совпадение! Моя семья тоже готовит вечеринку завтра на «Экстази» по случаю моего дня рождения, и я как раз хотел вас пригласить. Будет человек двадцать, не больше, только самые близкие.
– Тогда приезжайте к нам, потому что я, к сожалению, не смогу уклониться от моих обязанностей. У меня соберутся четыреста тридцать приглашенных.
– Ничего себе! И по какому счастливому случаю?
– Тоже день рождения.
– Ваш?
– Нет.
Им понадобилось двадцать минут, чтобы обойти гостиные и залы для приема на первом этаже. Они шагали в ногу, ненадолго останавливаясь перед картиной, скульптурой, гобеленом или любуясь роскошным пейзажем и световой перспективой, открывающимися из окон дворца. Мраморная лестница, к которой они подошли, вела, несомненно, в покои княжны. Она не пригласила его наверх, решив, вероятно, установить границы их отношений у подножья этой лестницы. Так же, как не сочла нужным уточнить, в чью честь планируются завтра празднества. У Виталия защемило сердце. Он не разобрался, было ли это рождением любви или прозаическим ущемлением самолюбия. Значит, у княжны Оболенской кто-то есть! Даже если речь шла о члене семьи, отце, матери, или сестре (интересно, есть ли у нее сестра?), Виталий расстроился из-за того, что она ему ничего не сказала. Словно его согнали с горячей и обнадеживающей орбиты этой женщины. Виталий Романов был львом в бизнесе, но кроликом в личной жизни. Он остро почувствовал это в мраморном вестибюле огромного дворца. Один против Елены. Один, без охранников, адвокатов и советников. Она не была выше его, но однако он чувствовал, что она возвышается над ним своей красотой и своим благородным происхождением. Он чувствовал себя унизительно, но не униженным. Она заставила его почувcтвовать вещи такими, какими они были на самом деле. Что он о себе возомнил? Что она бросится к нему на шею по той простой причине, что он желал ее, как никогда не желал никакую другую женщину? Надо соответствовать такой женщине, соответствовать так же, как он всегда соответствовал в бизнесе целям, которых желал достичь. Теперь он желает ее. И он умеет ждать. Он не заметил, что последние звуки «Пети и волка» смолкли именно в тот момент, как он принял это решение. Петя и охотники торжественно принесли волка в зоопарк.