– «Гильотина» – моя слабость. Изабель настоящая колдунья. Еще с давних времен она научилась готовить напиток, который очищает от демонов реальности. Выпьем же за жизнь и за любовь!
Виталий чокнулся с ней, глядя исподтишка на Изабель, которая действительно была похожа на колдунью со своей беззубой улыбкой и темными очками на морщинистом лице. Вкус «Гильотины» был настолько своеобразным, что ему, обученному быть настороже, захотелось выплюнуть эту ярко-красную отраву, но его удержал от этого произнесенный Леной тост за любовь. Чтобы подбодрить себя, он вспомнил, как впервые выпил странный и мифический для советского рынка напиток под названием пепси-кола. Его вкус тогда тоже показался ему отвратительно медицинским. Ему было восемь, и он заставил себя высосать всю маленькую бутылочку этой гадости, стоя в очереди в Мавзолей Ленина с мамой на Красной площади только потому, что другие дети с завистью и восторгом смотрели на него. Вот и сейчас Елена смотрела на него своим насмешливым взглядом, ожидая его реакции на напиток. Он решил, что ради нее готов полюбить даже «Гильотину», и одним глотком выпил напиток.
– Моему деду он бы понравился, – сказал Виталий одобрительно.
Легкая тень пробежала по Лениному лицу, она встала и облокотилась на чугунные перила террасы.
– Я что-то не то сказал? – встревожился Виталий
– Нет-нет, просто мысль об этом поколении возвращает меня к плохим воспоминаниям моей семьи.
– Я понимаю, прости меня.
Он подошел и непроизвольно провел рукой по нежной коже ее щеки. Она позволила олигархическим пальцам повторить форму нежного овала, как драгоценный камень позволяет оправе обволакивать свои грани. Виталий наклонился и поцеловал ее. Долго. Кругом была уже полная ночь. Многочисленные лампочки зажглись по всему берегу на многие километры вокруг, а море освещалось лишь бликами луны, игравшими в его подвижных водах. Не было ни скрипок, ни филармонического оркестра, ни хора ангелов, но для Виталия горячее дыхание женщины, которую он держал в своих объятиях и стук их сердец звучали лучше самой прекрасной симфонии. Какой удивительный подарок послало ему небо на тридцатитрехлетие! Гирлянды разноцветных лампочек, обрамлявших террасу, придавали этой сцене волшебно-рождественский характер. Они были далеко не так пафосны, как пиротехнически профессиональный фейерверк на «Экстази», но эти простые бело-желто-красные огоньки наполнили его душу счастьем.
Финал был менее романтичным.
Ослепительный шквал вспышек фотоаппарата застал их в cамом приятном кульминационном моменте поцелуя, который русские почему-то называют французским, а французы – русским. Фотограф, который находился в нескольких метрах от них, как полоумный давил на пуск. Не дожидаясь, когда Виталий бросится за ним, папарацци сиганул через ограду и, добежав до тропинки, где был припаркован мотоцикл, запрыгнул на него и был таков.