Ольга знала, что на гигантском экране перед гостями будет демонстрироваться фильм о приключениях героя дня. Операторы видеомонтажа, отобранные Луи, уже работали в подвале в специально оборудованной студии над цифровыми записями. Каждый прожитый олигархом эпизод снимался миниатюрными камерами высокого разрешения, запрятанными всюду по траектории движения беглеца. Кроме секретной комнаты псевдокняжны, дабы сохранить интимность некоторых моментов. Задача монтажеров усложнялась отсутствием съемочного материала двух эпизодов: части его пребывания в камере и того момента, когда ему удалось бежать из гаража. Одна из кассет, на которой была заснята ночь в тюрьме, оказалась испорчена и не содержала никакой записи. Когда оператор доложил об этом Луи, его голова была занята неприятным разговором между Рюфолем и Антоном на парковке перед коммисариатом полиции. Да и побег Квази и Фада с Романовым потребовал мобилизации всего внимания Луи. Но теперь-то он точно знал, что кто-то взял кассету и подменил ее испорченной. И этим кто-то мог быть только капитан Рюфоль.
У Ольги были другие заботы. Она следила глазами за супружеской четой Кама. Они переходили от одной группы к другой и, похоже, были знакомы практически со всеми приглашенными бизнесменами, которые, чего и следовало ожидать, составляли большую часть гостей. Атмосфера царила светская и искусственно-сладко-дипломатическая. Казалось, каждый старательно сдерживал себя, чтобы не продемонстрировать ни единого возбужденного или нервного жеста. Марина каждые три минуты напоминала подруге о причинах подобной сдержанности.
– Господи, Ольга, ну когда же он явится, твой брат? Ожидание явно затянулось. Все жутко волнуются…
Марина изо всех сил хранила секрет Полишинеля, но в одном она была права: триумфальное возвращение Виталия затягивалось. Ольга начала не на шутку беспокоиться. Она была в этом не одинока. Александра тоже нигде не было видно. Только один человек оставался монументально-неподвижным. Сибиряк. Тень поставил его металлическое кресло на самый высокий балкон виллы. Дед сидел в нем, прямой и величественный, как римский император, наблюдая за движениями народа с высоты Колизея. Ольга поприветствовала его по приезде, но он поцеловал ее со сдержанной холодностью старика, для которого даже простые любезности стали в тягость. А ей, как всегда, почудилось, что ее поцеловала кобра. Она с детства боялась деда. Хотя он никогда не был с ней сердитым, никогда не повышал голоса и не делал ничего, что могло бы оправдать этот страх. В его глазах она всегда видела легкий оттенок презрения, с каким он обращался ко всем женщинам. Взгляд, настороженный и расчетливый, безжалостно пронзал ее самых дальних закоулков души. Ольге понадобилось много лет, чтобы понять, почему отец нашел в алкоголе спасение от этого опасного деспота. Он терпел присутствие матери Ольги, Анны Романовой, лишь потому, что она была безмолвным предметом обстановки и не стоила больших денег. Она служила ему алиби и своим присутствием свидетельствовала о толерантности и беспочвенности выдвигавшихся против него обвинений в излишней патриархальности. Много лет принимая антидепрессанты, Анна пребывала в своем мире, и уже ничто не могло ее вывести из блаженного равновесия. Ольгу передернуло, когда она представила, в каком состоянии оказались ее родители и когда повернулась в сторону того, кто, по ее мнению, был за это ответственен. Но деда на месте не оказалось. И это еще больше обеспокоило Ольгу.