Горб Аполлона (Виньковецкая) - страница 124

Новой, неведомой, странной показалась мне моя жизнь, когда я очнулась, и что‑то совсем незнакомое появилось во мне. Тайна. Кому сказать, что будто не жила я больше полвека, всё было какое‑то ненужное, мелочное, ничтожное. Показалось, что вся моя жизнь была, как приготовление к этому моменту. И вот одно мгновение перевернуло меня наизнанку. Зачем? Всё, казалось, умерло, все чувства были золой, и вдруг такое преображение. Я вдруг поняла общность жизни всех людей, общность веры и страданий.

Я сейчас думаю и думаю об этом. Может, для того что теперь я не боюсь смерти, я примирилась с ней. Мне не страшно умирать, я закончу своё земное существование спокойно. Я знаю, что есть тайна, непостижимая тут, в этой жизни. И есть ещё и другая тайна, мистическая, которая открылась мне на закате моей жизни.

— Прощайте, Феликс, — тихим голосом сказала я. — Я буду всегда вспоминать вас. Я вас люблю… И всё вдруг исчезло в спокойной тишине, я не плакала, мне только хотелось, чтобы он расслышал мои слова, и я увидела по его глазам и мелькнувшей улыбке, что он их услышал. В узкую щель чёрной занавески проник луч света, он протянулся прямой линией и остановился, замер на стене, я тоже замерла и тихо смотрела, и, не помню через сколько времени, отдельные предметы, те что могли принять свет, стали освещаться, и в комнате стало светло. Я открыла окно, восходящее солнце виднелось сквозь сосновые ветки.

Что я почувствовала после его смерти? Что происходило в моём сердце? Тихая вечерняя грусть. Я присутствовала при его последних часах, приехал сын… Каких только людей ни уносит время!

А я думала, что ничего больше не будет… Случилось, как в сказке: принц нашёл свою принцессу, правда, уже под вечер, осенью. Вечером благоухающей осени. «Люблю я пышное природы увяданье… Унылая пора — очей очарование… В багрец и золото одетые леса…»

Дальше уже не будет ничего. Или уже всё не будет так, как было. Я смотрела на глобус, который мне подарили дети, чтобы разгадывать кроссворды, погладила одной ладонью Россию, второй Америку, обняла его двумя руками, подержала в объятиях и подумала, что везде есть жизнь.

Когда вошли внуки, я ещё разглядывала очертания других стран, в которых никогда не была. В них всё тоже самое? Города, деревни, дым, печали и любовь.

Неужели ты дашь это кому‑либо читать?