В этот раз Инесса была в приподнятом настроении, придавала своему голосу ласковость, обольщала, играла, кокетничала. Она показывала себя, своё тело, и взгляд Саши, смотрящий на неё, ловила и похищала.
— Вот тебе, дорогой, коричневый кожаный блокнотик. Будешь писать стишки.
Последнее она добавила не без иронии и засмеялась.
— А вот и авторучка из‑за границы.
Во время прогулки вдоль залива, вода в котором была серо–нежная, а воздух такой редкой прозрачности, что отчётливо виден был купол Кронштадтского Морского собора, все разбрелись по берегу. Инесса, я и Саша опередили приятелей и добрались до громадного гранитного «того» валуна, знавшего наши детские тайны. Валун точно так же лежал себе и лежал, и если можно сказать о камне, то, как и раньше, он был строг, угрюм и одинок.
«Давно не виделись с тобой, старик! Ты не изменяешься, ведь ты не принимаешь участия в жизни», — шутливо сказал я и погладил нашего любимца.
Инесса, забравшись на него, села и, приняв позу полу— лотоса, стала произносить:
— Я люблю созерцать. Я в душе необычная, удивительная.
Мне показалось, что «наш» валун проворчал что‑то недовольное: от него отвалился небольшой кусочек кварцевой жилы, и произошло чудо — он изменил свои очертания, на граните образовалась щербинка. Инесса задела его своим острым каблуком.
Один мужик ловил рыбу, стоял в воде и закидывал леску далеко–далеко. Пока мы смотрели на рыбака, он сменил несколько наживок, и при нас ничего не поймал. В моей памяти отпечаталось, как Инесса, грациозно и ловко перепрыгивая с камня на камень, посмотрев на него, сказала: «Какой дурак, не знает где ловить?!»
Оглядываясь назад, я всегда поражаюсь, какую большую тонкость и ловкость проявляют «они» в распознавании: кто есть кто, кто способен их полюбить и подчиниться. И как выбирают себе партнёра–жертву, как мгновенно приспосабливаются к ситуациям, околдовывают. И если такая красотка вас приманила, то тут не помогут никакие вычисления, никакие таблицы, никакие иностранные языки, ни синусы, ни косинусы. Пишу это задним числом после пережитых иллюзий, тогда я ведь так не смотрел, потребовались годы, чтобы всё переосмыслить и пройти через разные мистерии.
Тогда у залива Инесса так искусно расположила нас разговором о дружбе, пытаясь привлечь меня в союзники — достичь соглашения в чувствах :
— Как хорошо, Саша, что у тебя есть друг! — с пафосом произнесла она, а потом жалобно добавила: — Только я одна на всём свете! — И при этом она чуть не заплакала.
— У меня бывают такие необычные состояния, которые мало кто может понять. Где те люди, которые всё так чувствуют как я? Я будто бы вижу мир с другой стороны. Я погружаюсь в себя. Я представляю себе удивительные картины, я общаюсь со звёздами, с другим миром… Вы не можете представить, — говорила она, и… понеслись астралы, Брамапутры. Одним словом, мадам Блавацкая.