Я обошёл все углы с нищими, всем положил за упокой души Саши непомерно большие милостыни. Они, видно, думали, что я радуюсь Рождению Иисуса, а я мучаюсь смертью друга. И у меня кружилась голова.
Я думал о бездне, в которой Саша оказался. Я искал защиты от боли утраты, но я не мог найти. Есть ли защита от горя?
Сначала нужно сгореть дотла. —
Дать горю вас раздавить.
А потом возродиться из пепла. —
Подняться и распрямиться.
Во время Сашиных похорон, думал о том, как Саша был опутан нравственными сетями. В душе я не мог не упрекать Инессу и Эвелину, не замечавших рядом с собой такого человека. Они всё кого‑то высматривали, воображали, что где‑то есть их несусветный идеал. Как он оказался перед ними наг! Как его хорошесть, его доброта, его достоинства обратились против него. Вместо того чтобы создавать вокруг него спокойную, творческую, вдохновляющую атмосферу, оценить талант своего мужа, быть партнёром, компетентным советчиком, вокруг Саши всё бессмысленная суета.
Я искал защиты от неизбежности. Я искал ответ на мучившие меня вопросы. Как странно устроено провидение, и как всё неправомерно. Кого обвинять? Передо мной всё проходило, всё виделось и исчезало. И я ничего не мог поделать со скорбью своей утраты.
Эвелина сразу стала заниматься практическими делами, вопреки Сашиным представлениям, что она растеряется, заболеет, не переживёт. Одета она была самым странным образом: не в траурной одежде, а в каком‑то вычурном восточном кафтане с брюками. Лицо её было красиво раскрашено, она потратила достаточно времени на свой туалет.
— У меня есть к тебе дело. Я должна тебя спросить о пенсии, наследстве, — обратилась она ко мне, беря меня под руку.
— Почему Саша распорядился отдать половину? По законам нашего штата, всё должно принадлежать жене.
Я заметил, что она уже всё знала, кому что полагается. Она читала завещание и рассвирепела на Сашу, потому что он разделил наследство между нею и сыном поровну. И это та, которая метала громы и молнии из‑за ребёнка! Теперь, когда парень вырос, завёл гёлфренд и собрался жениться, теперь мать Эвелина не хочет делиться с сыном Сашиными деньгами. Мальчик уже больше не её, он теперь ей не принадлежит. Вот так распределяется забота и любовь. Материнская любовь. И мужская.
Я встретил сына. Это был крепкий, здоровый парень спортивного вида. Он был совсем не похож на отца, ничего не выдавало его болезнь, разве только некоторое подёргивание лица и вставленные в уши аппаратики. Он хорошо говорил и по–русски, и по–английски и вёл себя вполне по–деловому как распорядитель.