– Отец был как скала, – рассказывала я. – Монолит. Он вызывал трепет. Наворачивал горы еды, но ничуть не толстел. Сядет за стол, вилка и нож в кулаках, и говорит о войне. Плоть от плоти своего поколения. Была война, и те, кто уцелел, беспрестанно о ней говорили – удивлялись, что все еще живы. «Моя жизнь – эпилог, который гораздо длиннее самой повести, – часто говорил отец и поднимал стакан: – Так выпьем за долгий счастливый финал и всех бедолаг, кому не свезло…»
Меня воспитывали коммунисткой, рассказывала я. В тогдашней Югославии это было неизбежно, все равно как одним выпадает родиться мусульманами, а другим – католиками. Над этим я особо не задумывалась. В Лондоне многие представлялись коммунистами. И кое-кто чувствовал себя прям героем. В Арчуэе было полно коммунистических группировок, которые друг друга на дух не выносили. Есть такая югославская поговорка: расстрельная команда из коммунистов всегда встает в кружок. Сейчас-то в эту фигню никто не верит, а тогда в Арчуэе были Революционная коммунистическая партия, Компартия Великобритании, Интернациональная марксистская группа, Социалистическая рабочая партия, всякие прочие революционеры и социалисты, а вдобавок к ним всевозможные анархисты. Половину партийцев составляли агенты британских спецслужб, все это прекрасно знали и друг за другом шпионили. Нормальный человек в такую лабуду больше не верит. И мне она до лампочки, но Тито я защищала. Тут уж вопрос верности. Крис не спорил, только я уверена, что в душе он был консерватор. Хотя уверял, что либерал, в окне выставляет листовки своей партии и даже агитирует за ее кандидата. Ну да, а на избирательном участке ставит крестик против имени консерватора. Когда тори победили на выборах, Крис тоже стенал, но вот что странно: вроде никто не голосовал за миссис Тэтчер, а она трижды выиграла.
Мой отец был настоящим коммунистом и поплатился за свой отъявленный сталинизм, когда после войны стало ясно, что Тито намерен идти собственным путем. Папаня уподобился гоночной яхте, которая под свежим ветром резво стартует, однако потом наступает штиль и все весельные лодки ее обгоняют.
Когда началась война, отцу было пятнадцать, и сперва он попал к четникам, сражавшимся на плато Равна-Гора. Наверное, Крису это ни о чем не говорило. Ему было просто хорошо со мной: он разглядывал мое тело и слушал мой голос. Это мне льстило, я себя чувствовала знойной красоткой.
Ну вот, четники были монархисты, а в то время королевская семья обитала, кажется, в Лондоне. У четников отцу сперва глянулось: здорово пробираться сквозь непролазную грязь, на веревках висеть над пропастью, по трубам ползать, штыком протыкать мешки с песком.