— Понимаю, — сказала мисс Марпл.
— Что вы понимаете?
— То, что вы говорите о сыне мистера Рейфила.
— Вы угадали. Я говорю о сыне мистера Рейфила. Что вы о нем знаете?
— Ничего. Слышала только — и то вчера — что у Рейфила был сын с, мягко выражаясь, неподходящими наклонностями. Знаю, что у него еще раньше была судимость — и это почти все. Он был единственным сыном Рейфила?
— Да. Были, правда, еще две дочери. Одна умерла четырнадцати лет, а другая счастливо вышла замуж, но детей не имеет.
— Это должно было сильно огорчать мистера Рейфила.
— Возможно. Он рано потерял жену и, мне кажется, очень горевал по ней, хотя и старался не показывать виду. Насколько он любил детей, я не знаю. Конечно, он заботился и делал для них все, от него зависящее, но, что касается чувств, судить трудно. Он был не из тех людей, в мысли которых легко проникнуть. Мне кажется, вся его жизнь и все его интересы были связаны с его финансовой деятельностью. Как и всякий крупный делец, он получал удовольствие не столько от самих денег, сколько от процесса их приумножения, от тех уловок и тонкостей, которые при этом необходимы. Ему надо было не просто заработать, а сделать деньги самым хитроумным, самым фантастическим образом. Он любил это, наслаждался этим и мало думал о чем-либо другом… Для сына он делал, насколько я могу судить, все, что было возможно. Когда возникала необходимость, спасал его от неприятностей в школе, нанял лучших адвокатов, чтобы по возможности добиться оправдательного приговора… Однако, в конце концов, как и можно было ожидать, последовал окончательный удар. Юноша был обвинен в тяжком преступлении и после того, как вина его была доказана, приговорен к тюремному заключению. Несколько позже к первоначальному обвинению добавилось еще одно — не менее тяжкое.
— Он убил девушку, — сказала мисс Марпл. — Так ведь? Об этом я слышала.
— Да. Прошло немало времени, пока труп ее был найден. Она была задушена, а лицо было, чтобы затруднить опознание, изуродовано ударами камня.
— Некрасивая история, — заметила приличествующим воспитанной пожилой даме голосом мисс Марпл.
Уонстед несколько секунд испытующе смотрел на нее.
— Вот как?
— А что еще? Я не люблю и никогда не любила подобные истории. Не ждите от меня сочувствия. Я не собираюсь жалеть этого молодого человека, ссылаться на трудное детство и дурное общество, в которое он попал, плакать, что никто не любил юного убийцу. Мерзавцам, совершающим гнусные преступления, я не сочувствую.
— Рад это слышать. Вы не представляете, как часто мне приходится сталкиваться с жалостливыми людьми, готовыми оправдать любое преступление ссылками на что-то, случившееся и в далеком прошлом. Если бы они знали, скольким людям удается с честью выдержать все испытания, несмотря на тысячи трудностей, на дурное общество и все такое прочее, они, может быть, судили бы по-иному. Сожаления заслуживают — о, да, тут я согласен — люди с ущербной наследственностью или эпилептики, одним словом, те, кто бессилен помочь самому себе. Так вот, директор тюрьмы, человек с огромным опытом, объяснил, почему он решил выяснить мнение специалиста об этом юноше. Опыт подсказывал ему, что этот парень не убийца. Не тот тип человека, не похож он был на убийц, которых директору тюрьмы достаточно пришлось перевидать. Нет, этот парень не нравился ему, он относил его к тому разряду преступников, которым никогда не удастся стать честными людьми, да и предпринять, тут, строго говоря, ничего не удалось бы, но, тем не менее, сказал директор, он с каждым днем был все больше уверен, что произошла судебная ошибка. Он не верил, что этот парень задушил девушку, оттащил ее труп в сторону и до неузнаваемости изуродовал ее лицо. Просто не мог в это поверить. Я внимательно изучал документы процесса — похоже было, что факты полностью подтверждают обвинение. Молодой человек знал девушку, незадолго до совершения преступления их часто видели вместе. Машину молодого человека видели неподалеку от места преступления, его самого опознали и так далее. Абсолютно чистое дело. А все-таки моего друга продолжало что-то мучить. Он решил услышать мнение постороннего человека: не точку зрения полиции, и без того хорошо ему известную, а мнение профессионального врача. Это по вашей части, сказал он, только по вашей. Он попросил, чтобы я взглянул на молодого человека, побеседовал с ним, если надо, то и не один раз, и высказал свою точку зрения.