— Эжен, — отвечаю я; нужно уже перехватывать инициативу. — Что случилось? Откуда кровь?
— Уходи. — Она толкает меня в плечо. — Уходи отсюда!
Но тут сквозь бубнеж анимированных актеров пробивается, прорастает еще какой-то шум. Еле слышный, тревожный. Голоса! Чье-то перешептывание в этом заброшенном черном ходе. Если бы я не ждал его, если бы не встретил тех троих в лифте, мое ухо нипочем не уловило бы его, этот инфразвук. Но я ждал.
— Тихо! — приказываю я Аннели.
Шорох шагов — мягкие подошвы, кошачьи лапы — замирает.
— Тут вроде. — Сиплый голос вползает в дверные щели. Так. Так-так. Так-так-так.
Подкрадываюсь к двери — к висящей на одной дохлой петле двери, которую мы же сами накануне высадили, — и приникаю к глазку. Черно. Вспоминаю: мы его заклеили снаружи. Прекрасно.
— Что происходит? — спрашивает у меня Аннели.
— Спокойно, — говорю я себе.
Мерзким старческим голосом дребезжит дверной звонок — звук до того неуместный в новом мире, что я не сразу понимаю даже, что он имеет отношение к этому моменту, к этой квартире, что он раздается сейчас и здесь, а не пятьсот лет назад в мелькающем на фоне нашей драмы историческом кино.
— Молчите, — предупреждаю я Аннели.
Но сразу вслед за звонком на дверь обрушиваются чьи-то кулаки. Стучат так, что я уверен: сейчас она рухнет внутрь; а у меня ничего не готово.
— Аннели!
— Кто это? — кричит Аннели.
— Откройте, Аннели! — За дверью переходят на громкий шепот. — Мы свои. Из партии.
— Из какой еще партии? — Она распрямляется, складывает руки на груди.
— Из п’ртии! Х’сус нас п’слал... За т’бой... — глотая гласные, вступает другой голос — не того ли упыря с переплатанным лицом, который хотел мне п’мочь в лифте? Точно — его.
— Не открывайте... Не вздумайте! — Я хватаю ее за руку.
Аннели высвобождается, вывинчивается — теряет равновесие и чуть не падает.
— Какой еще Хесус?! — нетвердо выговаривает она.
Неужели Рокамора действительно никогда не говорил ей о том, чем занимается? Притворялся обычным человеком? Скрывать такое от женщины, с которой живешь... Браво.
— Не слушай их. Это убийцы, — говорю я ей. — Головорезы.
— Хесус! Твой парень! — настаивают за дверью.
— Не знаю никакого Хесуса!
— Аннели! Мы должны вытащить тебя отсюда, пока тебя не убрали! — шипят в коридоре.
Вовремя я.
Мне вдруг хочется думать, что Шрейер действительно настолько хитроумен, как я полагаю, и что кто-то подстраховывает меня в этом моем деле, что меня не оставят один на один с боевиками Партии Жизни. Эти типы в лифте выглядели как наемные убийцы, и под плащами у них, готов биться об заклад, не кружевное белье. Мы не в кино, и я со своим скромным инструментом против троих вооруженных террористов не выстою. Убрать девчонку прямо сейчас, пока внутрь не ворвались ее спасители?