Англичанка взяла с собой дочь, и тут-то Мэри заговорила с Алешей, одетая так и по повадкам москвичка, как ее мать, да так - всюду с ним, чем вызвала ревность у Маши, и она словно исчезла из его жизни, провалилась на экзамене, а Мэри - всегда на виду: у школы, у интерната, на берегу реки с бескрайними далями...
Англичанка отпускала дочь с Алешей в кино, очевидно, вполне доверяя ему, и это уединение в полутемном зале, когда она невольно хваталась за его руку, пугаясь чего-то или, наоборот, в восторге от событий на экране, их так сблизило, что, возвращаясь пустынными закоулками ночью, они держались за руки, при этом пальцы ее, тонкие, сухие, нежные, явно ласкались, так что он однажды спросил:
- Что ты?
- Это? - она, отнимая и вновь возвращая руку, кончиками пальцев приглаживала его ладони.
- Что ты делаешь?
- Как! Ты еще спрашиваешь? Ведь я люблю тебя! - и она остановилась, близко-близко в тьме звездной ночи взглядывая в его глаза, и ее глаза светились, как звезды, живые человеческие, нет, именно девичьи.
- Ты любишь меня? А не рано?
- Если я полюбила, значит, самое время.
- Идем. Уже поздно.
- То рано, то поздно... А я только что сделала признание, поразительное и для меня самой! Под этим небом, перед всеми звездами Вселенной...
- Как Татьяна Онегину.
- Не принимаешь всерьез. Хорошо.
- Хорошо?
- Так лучше. Если бы ты меня обнял, хотя бы всего лишь обрадовавшись случаю, я бы пропала.
- Почему бы пропала?
- Влюбилась бы до смерти. А так, может быть, все пройдет, как проходит детство и юность.
- Так все серьезно?
- Самое серьезное, что было в моей жизни.
Вадим замолчал. Все ждали продолжения. Вадим поправлял свечу, а затем и другой занялся. Раздались голоса:
- Это все?
- А лучше вряд ли что еще будет
Вадим снова посмотрел на Алексея Князева и как-то отстраненно продолжал:
- Уже расставшись, он напишет ей письмо, влюбившись в нее по-настоящему, а его письма она будет показывать матери, не все, прося его меньше писать о любви, похоже, она переросла свое подростковое чувство... Однажды он приедет в Москву, куда они вернулись, и в прогулках по городу она снова загорается чувством, а он томится жаждой обладания до мук и однажды добивается своего, правда, так и не разобравшись, что произошло, лишь ее лицо при свете утра, взволнованное, смущенное, светло-розовое, исполненное нежности...
Это она идет навстречу - на прощанье...
- Алеша, ты моя первая любовь.
- Ты прощаешься со мной? Мы расстаемся навсегда?
- Не знаю. Но с нашей юностью в пушкинских местах мы уже расстались. И эта встреча в Москве и наши прогулки... Лучше не бывает. Я знаю, как ты меня хочешь, для тебя это венец... А для меня конец моей юности и первой любви. Возьми меня. Я хочу, если уж на то пошло, чтобы ты остался в моей жизни и первым моим мужчиной.