Тишкин перестал оглядываться, стал просто пить и закусывать. И беседовать. Но больше слушал: кто что говорит. Говорили всякую хрень. Самоутверждались. Конечно, застолье – это не круглый стол, и не обязательно излагать глубокие мысли. Но хоть какие-нибудь…
К Тишкину подошла Алина, технический работник фестиваля. Она была из местных. На ней лежала функция расселения.
– Извините, – проговорила Алина. – Можно, я подселю к вам актера Гурина?
– Он же голубой… – испугался Тишкин.
– Что? – не поняла Алина.
– Гомосек. Гей, – растолковал Тишкин.
– Да вы что?
– Это вы «что». Не буду я с ним селиться.
– А куда же мне его девать?
– Не знаю. Куда хотите.
– Я могу его только к вам, потому что вы молодой и начинающий.
– Значит, селите ко мне.
– А вы?
– А я буду ночевать у вас.
– У меня? – удивилась Алина. Она не заметила иронии. Все принимала за чистую монету.
– А что такого? Вы ведь одна живете?…
– Да… Вообще-то… – растерялась Алина. – Ну, если вы согласны…
– Я согласен.
– Хорошо, я заберу вас к себе. Но у меня один ключ. Нам придется уехать вместе.
– Нормально, – согласился Тишкин. – Будете уезжать, возьмите меня с собой.
Алина отошла торопливо. У нее было много дел. Тишкин проводил ее глазами. Беленькая, хорошенькая, тип официантки. Полевой цветок среднерусской полосы. Такая не будет потом звонить и привязываться. Никаких осложнений.
Они уехали вместе.
Алина жила в пятиэтажке, в однокомнатной квартире.
Весь город, кроме старого центра, состоял из этих убогих панелей. По швам панели были промазаны черной смолой, чтобы не протекала вода.
Из окна виднелись другие панельные дома – депрессионное зрелище. Если видеть эту картинку каждый день, захочется повеситься. Или уехать в другую страну, где человек что-то значит.
У Алины был раскладной диван и раскладушка.
Вместе разложили диван. До раскладушки дело не дошло.
Какое-то время они не могли разговаривать.
Страсть накрыла Тишкина как тугая волна. Он готов был отгрызть уши Алины. Она вертелась под ним и один раз даже упала с дивана. Тишкин не стал дожидаться, когда она влезет обратно, и тоже рухнул вместе с ней и на нее. На полу было удобнее – шире и ровнее.
Когда все кончилось, они долго молчали, плавали между небом и землей. Потом он что-то спросил. Она что-то ответила. Стали разговаривать.
Выяснилось, что Алине двадцать пять лет. Работает в «Белом доме» – так называется их мэрия. Белый дом действительно сложен из белого, точнее, серого кирпича.
– А друг у тебя есть? – спросил Тишкин.
– Так, чтобы одного – нет. А много – сколько угодно.
– И ты со всеми спишь? – поинтересовался Тишкин.