Семен представил себе положение Гаврика, и у него вчуже заныла спина. «Хана теперь Гаврюшке, — сказал он себе. — Повесят гады, как пить дать, повесят!» Он отогнал непрошенную мысль, что хорошо бы выручить парня.
Чья-то палка застучала в окно.
— Эй, хто там в хате? Зараз на площу! Чуете?
— Чую, дядько, чую! Зараз иду! — крикнула Маруся.
— Лидочка, умница, полежи тут, пока мамка придет. Ой, правду Васька сказал. Господи, что ж будет? Неужто признают его?
Семен похолодел. Если Гаврика опознают, тогда и Марусе конец. И в хату сразу ж нагрянут! Он надел куртку, подпоясался, сунул за ремень плоский немецкий штык и с парабеллумом в руке долго глядел на дорогу, раздумывая: пробиваться, если придут, через крышу или спускаться в хату и там отстреливаться.
Время будто застыло. Солнце садилось, но было еще светло. С юга наносило сизую, с алым от зари подбоем тучу. Сильный ветер трепал подорожники, песчаные вихорьки метались по улице. «Влипну я теперь, — подумал Семен, не зная, что предпринять. — Хоть бы стемнело скорее, а сейчас куда ж соваться!»
Голосок девочки слабо звенел на печи. Семен вернулся к люку, глянул в щель. Девочка вертела ручкой самодельной мельницы-крупорушки и разговаривала с куклой, сделанной из щетки для побелки:
— А ты стой, Нинка, а то побью! Смотли, пока я молоть буду…
Звякнула щеколда. Задыхаясь от быстрой ходьбы, Маруся накинула крючок.
— Боже ж мой! Боже ж мой, какие люди! Ведь знают его, многие ж видели. И никто ж ни слова!
Девочка с радостным визгом бросилась к ней, но Семен уже не прислушивался. Он прислонился к борову печи и закрыл глаза. Кажется, пронесло! Он не боялся умереть, но глупо впороться тут, в мышеловке, не заплатив долга крови, — это страшнее смерти! Молочный зигзаг молнии ослепил его, оглушающе грохнул взрыв грома. Градом горошин застучал по крыше налетевший ливень. Холодная струйка пролилась Семену за ворот, он поежился, отодвинулся, отыскивая защищенное от дождя место. Ветер насквозь продувал темный чердак, сыпал вокруг брызги. Семен присел над люком. Девочка ровно сопела на печи. «Пора двигать», — решил он, но в монотонный шум дождя вплелся стук в дверь.
— Ты, сынок? — спросила Маруся в сенях. — Живой?
— А что мне сделается? — возбужденно засмеялся мальчик, гордый выполненным поручением. — Я и от дождя убег, вот чуть-чуть намочило. Все, мамка, сделал, как велела. Тетка Параска…
— Тише ты, окаянный, — зажала ему рот Маруся. — Девчонка услышит, ляпнет где ни то… Ну, говори…
Они пошептались, потом Васька опять громко сказал:
— Ой, мамка, я есть хочу, аж в животе бурчит!