Она заново переживала свои свидания с капитаном. Он рассказывал ей о жизни, о театре, говорил о своих чувствах. Она и верила, и не верила, зная непостоянство фронтовых увлечений.
В июле «юнкерсы» налетели на Ново-Федоровку днем, через час после того, как она сменилась. Бомба разметала РАФ на клочки. После похорон двух погибших в машине подруг, Маринка вечером долго бродила с капитаном по лугу, лежала на густой траве и, почти не слушая капитана, повторяла неведомо как сложившиеся строчки: «А звезды все так же мерцают над нами, какое им дело до наших сердец…» Она думала о счастливой случайности, сохранившей ее жизнь. И от этих мыслей ей было грустно и жалко себя, своей молодости.
Капитан тоже притих. Потом он поцеловал ее в сомкнутые губы, шею, осторожно расстегнул пуговицы ее гимнастерки. Она не противилась. Все ее существо жаждало ласки, и она не хотела ни о чем думать. Но он лишь нежно провел губами по ее маленькой груди и снова застегнул гимнастерку. И было в этой его ласке что-то очень почтительное, очень бережное, отчего сладкая истома разлилась по всему ее телу. Маринка привстала, заглянула в его сиреневое в ночной синеве лицо с редкими рябинками, в его отуманенные нежностью глаза и безотчетно, навсегда поверила: любит, любит по-настоящему и бережет ее для будущего, для большего…
Маринка вздохнула и положила наушники. Под чьими-то тяжелыми шагами закряхтела лестничка. Хмурый майор Ефременко, нагибая голову, вошел в машину. Девушка стремительно уткнулась пылающим мокрым лицом в его грудь.
— Что с ним? Скажите, Николай Артемьевич, он жив? Он будет жить? Я хочу знать, я имею право…
Головой Маринка нечаянно толкнула раненую руку майора. Он закрыл глаза, сдерживая стон, потом здоровой рукой пригладил растрепавшиеся волосы Маринки. Он думал, что девушка сердится за ночное происшествие. И откуда она знает о Сотникове! Чёрт возьми, как быстро все становится известным! Но он был тронут ее неподдельным волнением и подумал, что, кажется, напрасно осуждал ее за легкомысленность.
— Живой он, Маринка! — сказал майор, приподнимая ее голову. — Ну-ка вытрите эту сырость! Давайте, время не терпит…
Он показал бланк с пометкой «весьма срочно».
Маринка, только что плакавшая у него на груди, вдруг застеснялась своего вида и быстро-быстро попудрила припухший нос. Позывные и волна радиограммы удивили ее: в суточном волновом расписании Н-ской армии такие не значились.
Она включила передатчик.
— Передавайте не очень быстро, но четко, — сказал майор за ее спиной. — Там радисты не такие классные, как вы…