Все охранники были прекрасно сложены, и каждому из них, как показалось Стэффорду Наю, было не больше тридцати. Красивые лица, пышущие здоровьем, никто не улыбался, все были абсолютно серьезны, были — он попытался подобрать слово — да, они были искренне преданны. Нет, это даже не военная процессия, скорее религиозная. Появились приближенные, старомодные, словно из прошлой, довоенной жизни этого замка.
Зрелище напоминало сцену из грандиозной исторической пьесы. И над всем этим царила, восседая во главе стола в своем кресле, или на троне, как его ни назови, не королева и не императрица, а просто старуха, примечательная главным образом своей невиданной тучностью и крайним безобразием. Кто она? Что она здесь делает и почему?
Зачем весь этот маскарад, зачем эти бравые гвардейцы? К столу стали подходить гости. Они кланялись чудовищу на троне и рассаживались по местам. На всех были обычные туалеты. Никого не представляли.
Стэффорд Най по давней привычке оценивать людей попытался догадаться, кто есть кто, и разглядел множество разных типов: там определенно было несколько юристов, вероятно, бухгалтеры или финансисты, один-два армейских офицера в штатском. Все они, очевидно, были домочадцами, но, по старинному выражению, «сидели на нижнем конце стола».
Подали еду: огромную голову кабана в заливном, оленину, освежающее лимонное мороженое, великолепный громадный торт с невероятным количеством крема.
Огромная женщина ела жадно, с наслаждением поглощая все подряд. Вдруг снаружи раздался рев мощного мотора первоклассной спортивной машины, которая белым силуэтом промелькнула в окне. Караул в зале громко воскликнул: «Хайль! Хайль! Хайль Франц!»
Все встали, и только старуха осталась неподвижно сидеть на своем возвышении, высоко подняв голову. Новое волнение пронизало зал.
Другие гости, или домочадцы, кто бы они ни были, исчезли подобно тому, как ящерицы исчезают в трещинах стен. Золотоволосые парни образовали новую фигуру, выхватили мечи и салютовали своей покровительнице, она кивнула; мечи вернулись в ножны, караул развернулся и строевым шагом удалился. Она проследила за ними взглядом, посмотрела на Ренату, затем на Стэффорда Ная.
— Что вы о них думаете? Мои мальчики, мои юные солдаты, мои дети. Да, мои дети. Найдется ли у вас слово, которое бы к ним подошло?
— Думаю, да. Они великолепны, — ответил он, обращаясь к ней как к королеве. — Они великолепны, мадам.
— Ах! — Она кивнула и улыбнулась, при этом ее лицо сморщилось, и она стала точь-в-точь похожа на крокодила.
Ужасная женщина, страшная, невероятная, невыносимая. Неужели это все происходит наяву? Быть не может. Наверное, он опять в театре и смотрит пьесу.