. Хотя третья мировая война превратила континент в радиоактивные руины, они оказались не столь отталкивающими, и развалины того, что когда-то называлось Парижем или Амстердамом, вполне подходят для вызревания новой молодежной "контркультуры". Правда, юным бунтарям — бродягам и революционерам — приходится воевать на два фронта: с неофашистской группировкой "Новый союз" и одновременно с внешне мирными "либералами", стремящимися захватить агонизирующий континент, подчинить себе остатки правительств и промышленных корпораций (и даже, по слухам, сохранившиеся на орбите космические поселения)… Юный дикарь с пальцем на курке автомата, анархия и кровавая каша, в которой все сражаются против всех и где быстро рождается культ сверхчеловека, нового мессии. Это тоже своего рода "рецепт" спасения цивилизации.
Но герои романа молоды, агрессивны и в меру беззаботны. И читателю-сверстнику нарисованные кошмары вряд ли покажутся невыносимыми. Ведь власть в постатомном мире принадлежит молодым, они более других приспособились к новой обстановке и не прочь этой властью попользоваться.
А если все-таки "заденет" и Америку? Об этом — два серьезных романа: "Фискадеро" Дениса Джонсона и "Дикий берег" уже знакомого Кима Стэнли Робинсона.
Оба содержат новую сюжетную деталь. На поверженную, буквально "истекающую радиацией" Америку страны, уцелевшие в ядерном конфликте, наложили карантин. Проходят десятилетия (в романе Джонсона — целый век), американцы отрезаны от всего белого света и, по сути, обречены на медленную мучительную агонию. Казалось бы, вот тот суровый беспощадный реализм, который единственный сегодня и нужен? Но весь фокус в том, что и в описанных условиях жизнь-то продолжается!
Название книги Робинсона ясно напоминает о романе Шюта и фильме Креймера. Однако как все изменилось за три десятилетия! Фильм кончался на траурной ноте. А совсем свежий роман американского писателя, полный точных и реалистических деталей (автор использовал последние данные науки, описав ситуацию, когда на территории Америки произошла одновременная детонация сотен единиц нейтронных боеголовок), оставляет в душе читающего надежду…
Что же плохого в надежде, которая столько раз одна спасала людей в самых на первый взгляд безнадежных ситуациях? "Надежда, я останусь цел, не для меня земля сырая" — мое поколение осваивалось в мире вместе с этими пропетыми под гитару строками. И для скольких одно ощущение надежды, ее присутствие во все времена означало спасение…
Еще об одной книге "хиросимской серии" хотелось бы сказать особо. О самом, на мой взгляд, значительном и в то же время самом противоречивом произведении из всех названных, по искренности и точности интонации приближающемся к классическим романам Шюта, Брэдбери или Миллера. Надеждой — иррациональной, почти "задыхающейся", но за которую хочется цепляться из последних сил, — буквально пронизан роман молодого талантливого автора Давида Брина "Почтальон".