Новый век стучался в дверь, и кто из европейцев мог предположить, что вся первая его половина будет окрашена в три цвета: коричневый, черный и красный. Коричневой плесени человеконенавистнических идей, черной ночи "антиразума", наконец, кровавой войны, в которую вверг народы Европы фашизм.
Есть в литературе темы, сюжеты, возникшие сравнительно недавно, но сразу же приобщенные к "вечности". По крайней мере обеспечившие себе жизнь до тех пор, пока не иссякнет в человеке потребность писать и читать написанное. Такова антифашистская литература, "…не эпизод истории культуры отдельных стран, а одно из магистральных явлений духовной жизни нашего века">[52]. Раз возникнув на предгрозовом европейском небе 20-х годов, подарив миру творения Томаса Манна, Фейхтвангера, Фучика, Эренбурга, Симонова, Брехта и многих других, она не иссякнет от частого обращения к ней художников, пока не сотрется в памяти ужас от пережитого. И еще больший — от осознания, что могло бы произойти, не останови человечество фашистских "сверхчеловеков" в 1945 году.
Деятели культуры хорошо запомнили, кто грозил культуре пистолетом. Слишком нагл и в чем-то даже абсолютен был замах нацистских недоумков на незыблемые основания человеческой цивилизации: гуманизм, честь и достоинство человека, свободу, разум и прогресс, — чтобы забыть, простить… Простой инстинкт видового самосохранения подстегивал воображение трезвомыслящих интеллигентов, ибо никогда со времен инквизиции и религиозных войн "антиразум" не бросал столь яростного вызова культуре и человечности.
Критическую энциклопедию фашизма еще предстоит дописывать. "Раковую опухоль XX века" продолжают изучать под самыми различными углами зрения: как идеологию, массовую психологию, политическую практику, даже как общественную психопатологию… И, конечно, постоянно в центре внимания писателей фашизм как война. Даже не военная агрессия гитлеровской Германии, а сам он, фашизм, как социальное явление, повенчанное с войной изначально.
Неудивительно, что в тогдашней Европе милитаристы всех мастей, которым не терпелось заварить новую кровавую кашу, как по команде, обратили свои взоры к Германии. С самого начала легко было разглядеть "волчий оскал" вчерашнего ефрейтора с усиками кисточкой. "Волк" — так его, кстати, звали в 20-е годы (отсюда и страсть к "волчьим" названиям ставок: "Вервольф", "Вольфшанце"…). Не видеть звериного взгляда, голодно рыскавшего по европейским "окрестностям", могли только близорукие политиканы, во что бы то ни стало стремившиеся разыграть "германскую партию".