– Я никогда ни перед кем не унижалась, – проговорила Лиля, глядя на меня. – Я даже не знаю, что это такое. – Лиля внезапно замолчала, будто выключили звук. – Я очень гордый человек. – Лиля снова замолчала. – Но квартирная хозяйка для меня священная корова, которой все позволено. Ей можно все, а мне ничего. Я ему сразу сказала: возьми ключи!
Лиля резко замолчала, и я увидела, что она плачет. Плачет яростно и трудно, скрываясь за словами и неподвижным лицом.
Она плакала потому, что провалилась на конкурсе и теперь должна будет вернуться в орбиту маленьких радостей. Рассматривать под микроскопом мочу и считать, что это материал. А ей так хотелось бы нырять со скалы вниз головой у всех на виду.
Мне захотелось ей сказать: «Не разобьешься, так устанешь. А когда человек устает, ему плевать: смотрят на него или нет».
Принесли горячее, трепанг в соусе. Это блюдо не имело вкуса, напоминало неподсоленный рисовый отвар.
Должно быть, трепанг был неправильно приготовлен, либо переморожен, либо то и другое.
– Не переживайте, – сказала я Лиле. – И не бойтесь квартирных хозяек. Самое главное – это не зависеть от чужого мнения.
Музыканты на помосте красиво сходили с ума.
Певец, длинноволосый и изящный, как женщина, вздрагивал и выкрикивал песню, будто давал сигналы из какой-то своей страны.
– Пойдем! – Александр позвал меня танцевать.
Я глядела на темную колышущуюся массу, где все были заражены микробом веселья. Веселье казалось мне неестественным, воспаленным, как перед общим несчастьем. Перед войной или перед чумой.
Пока мы продвигались между столиками, певец замолчал, а потом запел медленную песню. Музыканты притихли и стали томные.
Александр обнял меня, закрыл глаза, прижался щекой к моей щеке, как бы спасаясь от войны, от чумы.
Я глаз не закрывала. Наоборот, я раскрыла их пошире и увидела, что он не меня обнял. И мне вдруг показалось, что все танцуют не с теми. Все разъединены и только притворяются веселыми.
Вокруг меня двигались в обнимку предатели и соучастники. А музыка текла из страны «Возмездие».
Я сделала шаг назад и вывела свои плечи из-под его ладоней.
Александр очнулся и посмотрел на меня.
– Я сейчас, – сказала я и пошла.
– Тебя проводить? – спросил Александр.
– Нет. Я сама.
Я вышла в гардероб и спохватилась, что мой номерок остался у Александра.
Если я сейчас вернусь и попрошу номерок, то он удивится и спросит:
– А почему ты уходишь?
– Вы мне надоели, – скажу я.
– Но почему?
– Я – не лошадь. Я – Пенелопа.
– Ничего не понимаю, – скажет Александр.
– Потому что мы говорим на разных языках.