– Видимо, сказывалось выпитое шампанское, – заметила Оксана.
– И это тоже. Словом, ехать было весело. Но когда мы остановились в лесу, неподалеку от лощины, и вылезли из машины, меня стали одолевать какие-то тревожные мысли. Темень стояла страшная, стал накрапывать дождь. Я сказала Игнату о своей тревоге и предложила: не лучше ли возвратиться обратно в город?
– Конечно, он тебя не послушал, – взглянув на Марию, произнес Глеб.
– Да, он дал мне свою джинсовую куртку и, помню, сказал, что десантники не отступают. Затем Игнат включил фонарик.
– Значит, он готовился к поездке в лощину, прежде чем тебе предложить, – констатировал Сиверов.
– Выходит, что так. Мы пошли, Игнат впереди с фонариком, а я за его могучей спиной. Постепенно моя тревога стала проходить. Я подумала, что бояться мне нечего, ведь я с Игнатом. Ну, сходим мы в эту лощину и вернемся обратно. К тому же свет фонаря как-то бодрил, что ли, и успокаивал. Да и, откровенно говоря, алкоголь придал мне смелости. Когда подошли к лощине, дождь усилился. Мы стали спускаться по склону, и тут Игнат оступился и упал, выронив фонарик. Поднявшись, вскрикнул. Я спросила: «В чем дело?» Он ответил, что при падении немного подвернул левую ногу, но идти может. Мы долго искали фонарик, который, видимо, упал на камень и потух. В такой кромешной тьме найти его было просто нереально. Я снова предложила вернуться, сказав: «Что здесь делать в такую темень?» Но его было не остановить. Он заверил меня, что мы немного походим по лощине и вернемся назад. Если бы я знала, что случится потом, то не послушала бы его, а любой ценой постаралась бы уговорить вернуться, – девушка замолчала, обхватив голову руками.
– С тобой все нормально, Мария? Ты можешь продолжать? – осторожно спросил Сиверов, тронув ее за плечо.
Девушка тяжело вздохнула:
– Пожалуй, могу… Мы медленно стали углубляться в лощину. Вскоре я почувствовала легкое головокружение, которое стало усиливаться с каждым шагом. Сердце сильно забилось. Во рту пересохло, я чувствовала какой-то кисловатый привкус. И тут меня накрыла волна дикого ужаса, почти паники. Я готова была бежать из лощины без оглядки. О своем плохом самочувствии сказала Игнату. Он ответил, что тоже чувствует головокружение, и предположил, что шампанское было некачественным и, скорее всего, мы отравились. Но о том, что ему страшно, Игнат ничего не говорил. Хотя по его прерывистому дыханию я поняла, что он испытывает примерно то же самое, что и я. Мы остановились возле какого-то большого дерева, Игнат обнял меня и сказал, что пора возвращаться к машине. В тот момент я ничего не хотела так сильно, как побыстрее убраться из этого гиблого места. Мы уже собирались уходить, как вдруг тишину разорвал громоподобный рев какого-то невидимого зверя. Я вздрогнула и едва не потеряла сознание. «Что это?» – взглянув на Игната, дрогнувшим голосом спросила я. «Не знаю, – честно ответил он, посмотрев по сторонам, – пойдем отсюда быстрее». Мы пошли. Но как можно идти быстрее, если твое сердце и так бьется с такой силой. Казалось, что сейчас умрешь, и при этом земля от головокружения уходила из-под ног. Несколько раз мы падали, но вставали и продолжали идти, почти бегом. Игнат поддерживал меня, иначе я не сделала бы и шагу. И вдруг совсем близко снова раздался громкий рык зверя. Было очевидно, что он нас преследует и может наброситься в любую секунду. От ужаса я закричала. Игнат подобрал с земли какую-то ветку. Но что такое ветка против чудовища? В ту минуту я не сомневалась, что мы с Игнатом погибнем в лощине и никакой свадьбы не будет. Я слышала тяжелое звериное дыхание, от которого волосы вставали дыбом. Неожиданно перед нами появился медведь-монстр, он шел на нас на задних лапах. Я завизжала от страха: он был огромным, метров семь или восемь в высоту. Зверюга оскалился, и мне почудилось, что с его огромных клыков стекает кровь. Его глаза горели каким-то бешеным огнем, я даже описать не могу. Затем он куда-то исчез, я слышала только его тяжелое дыхание. Сделав несколько шагов, я упала и потеряла сознание.