– Совсем старая? – небрежно спросил Филя.
– Замечательно молодая вдова, старина. Тридцать пять, наверное. Красивая женщина, а ее дочке – двенадцать лет. Остались они обе полностью не у дел, Лена даже пенсию за мужа не получает. Не знаю, как им тут дальше жить придется, кошмар, что у нас творится…
– Так отчего ж ты сразу не сказал? Ну, не включил этот важнейший объект расследования в планы нашей многоходовой операции? И ситуацию описал мне далеко не полностью? А я бы тебе еще вчера подшил к делу подробный протокол допроса прекрасной вдовушки. Сам не знаю, почему просто балдею от этих женщин, несправедливо обиженных судьбой. Наверное, сильно чувствительный я от природы. Или, может, прошлая супруга так достала, что руки сами уже тянутся сделать ее вдовой? А? Не знаешь? – и добавил ухмылявшемуся Сане, прекрасно знавшему о бывших семейных проблемах Агеева, так и норовивших стать настоящими: – В самом деле, пусть потом другие ее утешают, если выдержат высокое напряжение. Вот ты бы, например, взялся, а?
Александр в ужасе перекрестился. Он знал бывшую супругу Фили и догадывался, почему его тянет к «обиженным» женщинам: обожал их нежно ласкать и утешать, в то время как «прошлая» сильно напоминала и внешностью, и характером, по образному выражению Филиппа, атамана казачьей сотни, рыскающей по тылам врага.
– Филя, все спросить хотел, как же это получилось? Ты ж – умный человек. И проницательный, как мне всегда казалось, а тут такой, понимаешь, пассаж!
– Так все по той же причине. Пожалел милую женщину, было дело. А оказалось, пригрел на груди тигрицу.
– Да, профиршпилился ты, как говорили картежники в добрые старые времена.
– Ну вот, и ты понимаешь… – Агеев удрученно покачал головой. – А тут я бы включил все свои «флюиды»… И главное – никакой соломы. Зачем нам такой компромат, верно, коллега?.. Ладно уж, – сжалился и он над Саней, – ложись, завтрашняя ночь тебе предстоит не менее трудная и ответственная. И, видать, отчаянная – до слез.
– Почему? С чего ты взял?
– Ты б Дусю послушал, как она про свою подругу говорила. Сладкую песню пела в адрес одного московского гостя. Между своими, разумеется, и Альки рядом тоже не было. А почему, спрашиваешь? Скорее всего потому, что уже послезавтра, если и дальше все пойдет по нашим прикидкам, я полагаю, мы и поставим точку. Все дальнейшее – уже прерогатива высокого московского начальства, пусть оно думает, что делать со своими генералами. Да и мы, Саня, задержались… Ну, сколько можно расследовать? Любовь любовью, читал я где-то, или слышал от умного человека, а борщ – борщом…