– Порядок у них тут отменный. Вот что значит женщины! Я на ферме одной расследование поножовщины в прошлом месяце проводил. Так там какие-то алкаши наняты за коровами следить. Грязища такая, что в коровник не то что в галошах, в сапогах резиновых страшно зайти!
Быстров присел, открыл тумбочку. Светка попыталась всунуть свой длинный нос за открытую дверцу. Стаканы, тряпочки стопкой, перчатки, марля, воронки разных размеров. Все это Светка видела не раз.
– Ну, стаканы все чистые. – Быстров достал из кармана идеально отглаженный клетчатый платок, немного раздвинул стаканы. Один вынул, стал рассматривать. «Какая-то женщина определенно ухаживает за ним. Ну не может мужик так себе и ботинки надраивать, и наглаживать платки и брюки. А если сам наглаживает, я выйду за него замуж, больше на задаваясь ни одним вопросом», – пролетело в Светкиной голове. Она сама испугалась своей решимости, которая берется вроде бы из ничего, как-то незаметно подготавливается мимолетным общением, взглядами, жестами и оправдывается все новыми положительными чертами, которые мы готовы восторженно видеть в объекте симпатии, отметая мешающие этому благостному образу несуразности.
Быстров светил себе под ноги, медленно двигаясь к темному углу.
– А это уже кое-что! – воскликнул он, резко садясь на корточки и цепляя что-то платком.
Светка склонилась – на платке посверкивал маленький кусочек стекла.
– Банка все-таки разбилась! – удовлетворенно констатировал Сергей Георгиевич. – Другое дело, когда? Может, они часто здесь бьются. И главное – умышленно или нет она гикнулась. – Он поднялся, очень довольный собой.
– Да не бьются они здесь вообще, – сказала задумчиво Светка. – Монашки – аккуратный народ, сами же говорите.
– Ну, насчет аккуратности – да. А вот если полную банку с высоты роста, да хотя бы Алевтины, шарахнуть, – Быстров показал рукой на дверь, в которую заглядывала долговязая послушница, улыбаясь во весь рот и глуповато моргая, – то банка раскокается за милую душу. Значит, осколки подбирала Галина, о чем не сообщила, покрывая Иова. Как мы и думали. – Быстров положил платок с осколком в карман, хлопнул в ладоши и вышел из коровника, подвинув улыбчивую Алевтину.
– Сергей Георгиевич! Срочно к Нине! – крикнула вдогонку ему Светлана, приникшая к телефону: ей пришла эсэмэска.
– Галина объявилась!
– Слава Богу! – крикнул Быстров, молниеносно скрываясь за калиткой в монастырской стене.
– Фотиния, что это деется у нас, а? – почему-то шепотом спросила Алевтина, схватив за руку Светку. – Это все потому, что обитель превратилась в Содом и Гоморру. За надругательство все нам. А мы и не знаем, кого тут пригрели, на своей-то груди. Каких аспидов и волков в овечьей шкуре. Все Иоанн Златоустый прописал, все-то сказал про Церковь нашу. Пастыри страшнее волков будут в овечьих шкурах, а миряне – хуже скотов, а…