Война, по его мнению, не могла продлиться дольше каких-нибудь трех дней. Все пленные в один голос показывали, что в войсках наемников растет недовольство командованием, втянувшим их в обреченную авантюру.
Он показал Джоанне старую чилийскую газету с отчетом о митингах солидарности с Гватемалой в Сантьяго и Антофагасте. Как приятно было лишний раз убедиться в том, что они не одиноки в своей борьбе, что даже где-то на другом конце материка общественное мнение оказывает Гватемале такую решительную моральную поддержку!
Наконец состоялось примирение с мисс Холт. Американка сказала, что вполне понимает, какие чувства говорили тогда в Джоан, и не считает себя обиженной.
После ужина Джоанна долго возилась с маленькой Асунсьон, рассказывая ей разные истории собственного сочинения. Когда девочка уснула, Джоанна ушла к себе в палатку, решив отдохнуть перед дежурством. Ровно через полчаса — она едва успела задремать — ее вызвали к доктору Мачадо.
Вернувшись от него, Джоанна пожатием плеч ответила на вопросительные взгляды сестер и положила на стол пакет, в котором были ее документы и приказ об отчислении.
— Ничего не понимаю, — недоумевающе сказала она, — зачем-то меня переводят в распоряжение какого-то штаба… Что я там буду делать? В общем сегодня я уже не дежурю. Просто не понимаю… Может быть, меня с кем-нибудь спутали?
Сестры по очереди прочли приказ и тоже ничего не поняли.
— Ну что ж, завтра узнаешь, — сказала Чача. — А я вот уверена, что тебя сделают переводчицей, вот увидишь. Чтобы допрашивать пленных янки! Ох, и счастливая ты, «у почему тебе всегда так везет?
— Глупости, — отмахнулась Джоанна, — одна я говорю по-английски, что ли? В общем он сказал, что за мной должны заехать утром, я так поняла. Придется ждать.
Сестры высказали еще дюжину предположений и разошлись по своим делам. Джоанна снова прилегла на койку, но сон уже не шел; она долго ворочалась с боку на бок, доказывая себе, что ровно ничего не случилось и все обстоит благополучно; но почему-то в ее сердце неустанно копошился червячок тревоги. Предчувствие? Джоанна в них не верила. Очевидно, просто нервы. Постепенно мысли ее начали путаться.
Час спустя она проснулась с еще более усилившимся чувством неопределенной тревоги. Ей что-то снилось; она не могла припомнить, что именно, но это было что-то очень нехорошее, настолько нехорошее, что она даже боялась: вдруг — возьмет и вспомнится.
«Я, кажется, начинаю сходить с ума», — пробормотала она вслух, почему-то по-английски, и вскочила с койки.
Доктор Мачадо сказал, что за ней заедут на рассвете; оставалось еще около двух часов. Джоанна умылась, выпила кофе, переоделась в свой гражданский костюм — тот, в котором сюда приехала. Разыскать дежурную кастеляншу, сдать ей халат, косынку, полотенце и прочие вещи личного обихода — на всё это ушло много времени. Покончив с дела!ми, Джоанна посмотрела на часы, закурила сигарету и снова легла, заставляя себя думать только о хорошем: о скором окончании войны, о их будущей квартирке, о покупке мебели, о покупке коляски…