– Я тоже.
– В таких случаях всегда не хватает слов.
– Они и не нужны.
– Ты сам-то в порядке?
Я внезапно онемел. Мысль о страшной утрате, постигшей меня, острой иглой пронзила горло и пришпилила язык к гортани. Любопытно, что сразу же после смерти папы я сумел без колебаний ответить на тот же вопрос, заданный мне Сетом Кливлендом. Однако Мануэль мне гораздо ближе, нежели доктор. Находясь рядом с другом, человек отогревается и начинает острее чувствовать боль.
– Зашел бы как-нибудь вечерком, когда я не буду на службе, – предложил Мануэль. – Выпьем пивка, покушаем тамале, посмотрим какой-нибудь фильмец с Джеки Чаном.
Несмотря на расхождения в том, что касается бейсбола и кантри, у нас с Мануэлем много общего. Он работает в ночную смену – с полуночи до восьми утра, – а иногда и две смены подряд, когда, как в этот мартовский вечер, не хватает людей. Он, подобно мне, любит ночь, но работает во внеурочное время еще и в силу обстоятельств. Мало кому хочется вылезать на темные улицы, поэтому за ночные смены платят больше. Но еще важнее для Мануэля то, что днем и вечером он может побыть со своим сыном Тоби, которого обожает. Шестнадцать лет назад Кармелита, жена Мануэля, умерла спустя несколько минут после того, как подарила жизнь Тоби. Милый, обаятельный мальчик болен синдромом Дауна.
Мать Мануэля переехала к сыну сразу же после смерти Кармелиты и до сих пор помогает ему растить Тоби. Так что моему другу прекрасно известно, что такое рука судьбы. Он чувствует ее прикосновение каждый день, хотя и находится в таком возрасте, когда люди уже не верят в предначертание и рок. Между мной и Мануэлем Рамиресом и вправду много общего.
– Пиво и Джеки Чан – это здорово, – согласился я, – но кто будет готовить тамале: ты или твоя мама?
– Только не mi madre, обещаю.
Мануэль – великолепный кулинар, а его мать только считает себя таковым. Сравнивая их стряпню, получаешь яркое представление о разнице между хорошим знанием дела и хорошими побуждениями.
По улице проехала машина, и, опустив голову, я увидел собственную тень. Она подобралась к моим неподвижным ногам, переползла с левой стороны на правую и стала вытягиваться, расти, будто намереваясь оторваться от меня и убежать в ночь. Но тут машина проехала мимо, и тень покорно вернулась на прежнее место.
– Мануэль, ты можешь сделать для меня кое-что поважнее тамале.
– Только скажи, Крис.
Я довольно долго молчал, а потом выдавил:
– Это связано с моим отцом. Точнее… с его телом.
Мануэль почувствовал мои колебания. Его внимательное молчание было столь же красноречивым, как настороженные уши кошки. В моих словах он слышал больше, чем смог бы услышать любой другой человек. Когда он снова заговорил, голос его звучал уже по-другому. К дружеской теплоте добавились стальные полицейские нотки.