Раввин медленно побрел в кухню, налил стакан воды. В горле пересохло, першило так, как будто он наглотался песка в пустынях Магриба, которые пересек еще в детстве. Проходя мимо комнатки по правую руку, он остановился и тихонько сдвинул в сторону деревянную ширму. Вглядевшись в темноту, он увидел крепко, как и его жена, спящую Мириам. Только в отличие от жены Мириам не храпела. Ее иссиня-черные волосы разметались по подушке, руки непроизвольно скрестились на груди. Мягкий свет луны, лившийся из восточного окна, придавал ее лицу едва заметное ангельское свечение.
Маймонид вошел в спальню и приблизился к кровати Мириам. Он опустился на колени и нежно, совсем как в детстве племянницы, коснулся пальцем ее щеки. Девушка шевельнулась, на губах заиграла улыбка.
Как он любит эту девочку! Правда, она часто сводит его с ума своей ярой независимостью, а ее неспособность следовать общепринятым нормам для него, как человека, который многие годы зарабатывал репутацию в благовоспитанном обществе, являлась источником постоянных огорчений. Но, по правде сказать, он не хотел, чтобы она менялась. Мириам, словно орлица, парящая в небесах, была натурой свободной, да и мир был бы серым, если бы ее дерзкий дух не окрашивал его в яркие краски.
Как он умолял ее вернуться в Каир! Он молил Мириам, стоя на коленях, просил ее уехать и укрыться от бури, собирающейся на горизонте. До них уже дошли вести о победе франков на Кипре. После падения Исаака Комнина и покорения Византии крестоносцы плыли к берегам Палестины. В любой момент орды варваров могли ступить своими грязными ногами на Святую землю королевства Авраама. Она должна бежать! Оградить себя от этой новой неприятной главы в кровавой истории еврейского народа.
Но Мириам отказалась. Разумеется, именно этого он и ожидал. Несмотря на ее внешнюю зрелость, в душе она оставалась по-детски упрямой; на нее не действовала угроза смерти и разрушения. Откуда ей знать такие вещи? Она молода, беззаботна…
Маймонид прервал поток своих мыслей, внезапно глубоко устыдившись. Конечно, она знала о подобных ужасах больше, чем он желал в том признаться. Единственная выжившая после резни, устроенной франками, молчаливая свидетельница смерти собственных родителей, она еще ребенком познала больше ужаса и горя, с которым не в состоянии справиться большинство уже взрослых мужчин.
Именно поэтому она и должна была бежать из Палестины, пока еще есть возможность. Мириам не заслужила того, чтобы вновь пережить душевное потрясение. Ей следует нежиться в тени одного из своих любимых внутренних садиков в Каире и наслаждаться чтением трудов Аристотеля и Демокрита. Она не для того сумела выжить, чтобы корчиться на коленях в разрушенном городе, ожидая, когда взмах меча освободит ее от изощренных пыток крестоносцев.