А вонь — он и не представлял, как за месяцы упорного продвижения его армии по полям мог привыкнуть к прогорклому зловонию, повисшему над лагерем, словно гнойное облако. Он приказал слугам принести некоторые любимые безделушки, оставленные им на корабле, а также мягкий трон и бутыли с розовой водой, которой он мазал вокруг ноздрей в надежде избавиться от мерзкого смрада, проникшего в его носовые пазухи.
Неужели со всеми людьми, которых вытянули с того света, происходят подобные ошеломительные чувственные изменения? Создавалось впечатление, что его тело, пережив смерть, сейчас стремилось в полной мере познать жизнь. Король не мог сказать, было ли это явление временным, всего лишь последствием горячки и бреда, но он намерен был наслаждаться им до последней минуты. По правде говоря, он наслаждался бы обострением собственных чувств значительно больше, если бы ему удалось сбежать из опостылевшего грязного палаточного лагеря хотя бы на часок.
Только Ричард решился предпринять на закате прогулку в одиночестве по берегу Акры, как в скудно обставленный шатер вошел солдат с густо покрытым оспинами лицом и половиной носа (последствия старого ранения стрелой) и низко поклонился воскресшему королю. Этот воин принес вести, которые Ричард ждал целое утро.
— Евреи уехали? — спросил король.
— Да, ваше величество.
Ричард кивнул, испытав облегчение. Присутствие старика и его прекрасной племянницы доставляло ему неудобства, но по иным причинам. Раввин для Ричарда являлся неуместным и унизительным напоминанием о том, что спасением своей жизни он обязан безбожнику, и король обрадовался, когда старик уехал, хотя и продолжал испытывать чувство вины за то, что он не смог должным образом выразить лекарю свою искреннюю благодарность. Но старик не ждал никаких благодарностей и казался доволен даже толикой похвалы, которую гордый король смог-таки выказать, несмотря на охвативший его стыд. В конечном счете и врач, и его пациент не стали переходить границу, возведенную между ними верой и историей. Впрочем, Ричард не собирался зацикливаться на том, что не успел поблагодарить Маймонида.
Что касается девушки, то тут совершенно иное дело. Было в ней что-то, что заставляло учащенно биться королевское сердце. Она была довольно красива, но женские чары уже давно не действовали на Ричарда. Его больше привлекали ее необычайно острый ум и острый язычок. За всю свою жизнь он еще не встречал женщины, которая бы оставалась настолько равнодушна к представителям противоположного пола. Нет, честно говоря, это не совсем правда. Он знал лишь одну женщину, которая с таким же бесстрашием и достоинством находилась среди власть имущих мужчин. Его мать Элеонора. В те нечастые минуты размышлений над этим вопросом Ричард пришел к выводу, что пренебрежение к противоположному полу он унаследовал от Элеоноры, которая терпеть не могла женского легкомыслия и слабости. Ни один мужчина и в подметки ей не годился, даже собственный муж. Король Генрих одержал над ней победу и заточил в замке, но ему не удалось сломить ее неукротимый дух.