Когда Ревекка посторонилась, а ее место, дабы выказать почтение владыке, заняла Мириам, все взоры обратились к последней. Мириам знала, что мужчины считают ее красавицей: копна черных волос и зеленые, словно воды Средиземноморья, глаза. Она не искала внимания, но когда ей его уделяли, обращала себе на пользу.
— А это, сеид, моя племянница Мириам. Мы с Ревеккой воспитывали ее как дочь. Мириам с детства мечтала увидеть Иерусалим. Благодаря твоему мужеству ее мечта осуществилась. — Маймонид явно лебезил перед своим господином. Саладин коротко кивнул, не сводя глаз с великолепной грации в голубом шифоне, склонившейся у его ног.
— Тогда я обязан удостовериться, что вам показали весь город, — заметил султан.
Мириам подняла глаза и встретилась с немигающим взглядом Саладина.
— Султан оказывает мне честь своим подарком.
— Как и ты оказываешь нам честь своей красотой.
Присутствующие зашептались. К удивлению примешивалось неодобрение. Женщины редко разговаривали в присутствии султана, и от этого обмена любезностями воздух в зале накалился. Маймонид неловко затоптался на месте.
— Сеид, моя племянница устала после утомительного путешествия. Я отвезу ее домой.
Саладин не сводил с Мириам глаз. Ей показалось, что во взгляде султана что-то промелькнуло. Это испытание? Он бросает ей вызов? Или что-то другое? Как обычно, а иногда на свою беду, Мириам решила испытать удачу.
— Но, дядя, разве нынче не час суда? Я слышала о величайшей мудрости султана и желаю увидеть, как он решает споры. — Она запнулась и добавила: — Если позволишь, сеид.
От нее не укрылось, как побледнел дядя, а затем она услышала шепот придворных сплетников, перешедший вскоре в настоящий гул. Пусть боятся! Мириам всю сознательную жизнь нарушала границы дозволенного, которые общество пыталось навязать ей как женщине, к тому же еврейке. Многие мужчины под страхом смерти не решились бы так самоуверенно разговаривать с Саладином. Но девушке все было нипочем. Она давным-давно, а именно после того, что произошло на пустынной дороге близ Синая, перестала испытывать страх и многие другие чувства.
Саладина, со своей стороны, казалось, развеселила, даже восхитила ее храбрость.
— С огромным удовольствием, юная Мириам. — Он повернулся к одному из своих телохранителей и велел: — Представьте первое дело.
Мириам отступила в сторону, к своим напуганным дяде и тете. Она знала, что их постоянно поражает ее дерзость, но таков уж у нее характер. Такой ее сделала жизнь.
Резные, украшенные серебром двери зала правосудия распахнулись, и ошеломленная Мириам увидела, как телохранитель втянул внутрь испуганную женщину. За ними следовал надменный мужчина в богато расшитой рубахе, подпоясанной пурпурным кушаком — знаком благородного человека. Мириам догадалась, что это обвинитель. Женщина была бледной и худой, со спутанными от пота темно-каштановыми волосами и заплаканными глазами. Она не производила впечатления человека, способного совершить преступление, к тому же настолько тяжкое, что потребовалось вмешательство султана.