– Вы ведь не рассчитывали всерьез, что старый трюк с туалетом может кого-то обмануть? – лениво произнес он.
Не выпуская пакета из рук, я медленно повернулся:
– И что это значит?
– Я же говорил, что всегда держу слово, и это правда. Вы выиграли по трем пунктам, мистер Норрис. Деньги, свобода и моя жена. По первым двум расчет вы уже получили, а с третьим разберетесь в окружном морге.
Оцепенев от ужаса, я смотрел на него, не в силах пошевелиться.
– Неужели вы действительно рассчитывали, что я позволю вам уехать с ней? – сочувственно спросил он. – Ну нет! Деньги – да. Свобода – да. Но не Марша! И при этом я вас не обманул. Когда вы ее похороните…
Я не стал к нему подходить. Не сейчас. Для этого еще будет время. Я направился к Тони, который удивленно на меня смотрел, пока Кресснер не произнес устало:
– Пристрели его!
Я швырнул в громилу пакет с деньгами. На карнизе нагрузка приходилась в основном на ноги, а у теннисистов, как известно, лучше всего развиты руки. Удар получился сильным и пришелся точно в руку с пистолетом. Пуля угодила в рыжий ковер, и теперь Тони оказался в моей власти.
Самым отвратительным в облике этого верзилы было его лицо, и я, вырвав пистолет, с размаху нанес удар ему прямо в переносицу. Тони охнул и осел – совсем как типичный бандит в исполнении незабвенного Рондо Хаттона в дешевом полицейском боевике.
Кресснер был уже в дверях, когда я остановил его выстрелом поверх головы и крикнул:
– Стоять, или я уложу тебя на месте!
Он замер, а когда обернулся, на его лице уже не играла снисходительная улыбка хозяина жизни. Увидев распростертого на полу Тони с залитым кровью лицом, он окончательно растерялся.
– Она жива! – быстро сказал Кресснер. – Не мог же я ничего не оставить себе?! – Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкой и кривой.
– Свой лимит доверия ты уже исчерпал, – глухо ответил я безжизненным голосом. И понятно почему – вся моя жизнь была в Марше, а этот человек безжалостно разделался с ней.
Дрожащей рукой Кресснер показал на пакет с деньгами, валявшийся у ног Тони:
– Это мелочь. Я дам вам сто… Нет, пятьсот тысяч долларов. Или даже миллион! Перевести на счет в швейцарском банке? Ну как? Или…
– Предлагаю спор, – медленно произнес я.
Он перевел удивленный взгляд с пистолета у меня в руке на лицо:
– Что?
– Спор, – повторил я. – Никакое не пари, а старый добрый спор. Спорю, что ты не сможешь пройти по карнизу вокруг здания.
Кресснер побелел как полотно. Я даже испугался, что он хлопнется в обморок.
– Как… – прошептал он.
– Ставки такие, – продолжал я все тем же бесцветным голосом. – Если обойдешь здание, я тебя отпущу. Согласен?