Александр был молод, строен, полон жизни — казалось, он создан для мазурки. Винцуня тоже была молода, стройна и полна жизни — удивительно ли, что и она так прелестно танцевала?
Как раз в эту минуту, когда эта блестящая пара вырвалась на середину зала, в дверях показался Болеслав; привлеченный звуками мазурки, а быть может, желанием увидеть Винцуню, он пришел сюда из дальней комнаты и, стоя на пороге, напряженно следил за мелькавшим в зале белым платьем девушки.
Неужели эта бойкая плясунья, которая весело скачет по залу рука об руку с чужим мужчиной, — неужели это его Винцуня, его девочка в белом переднике, из которого она бросает зерно голубям, его фиалка, скромно цветущая в деревенской глуши?
Болеслав смотрел, и лицо его бледнело. Ему казалось, что это не она, что его любимая развеялась как дым, исчезла, а на ее месте какая-то другая, у которой только лицо Винцуни.
Он так привык видеть Винцуню в скромном домашнем окружении, летом — в саду и во дворе, зимой — у камелька или за столом при бледном свете лампы, что теперь, когда он увидел ее пляшущей на глазах у этой шумной толпы, рядом с чужим мужчиной, который не сводил с нее горящего взгляда, сердце у него сжалось от неизъяснимой боли, от тоски по той, по прежней Винцуне, по его чистой, тихой, милой нареченной.
Он все смотрел, и ему казалось, что какая-то туманная завеса, сотканная из шума, музыки, человеческих лиц и слез опускается между ним и танцующей парой; в этом тумане, который застилал глаза, он пытался отыскать Винцуню и не мог… Различал лишь белое платье, светлые косы, на них розовый венок, но ее самой не было…
Туман давил и проникал внутрь, мысли, чувства, вся его жизнь распадалась в этом тумане надвое: на прошлое и будущее.
В это миг его навестило предчувствие, призрак несчастья заглянул ему в глаза… Туман, отделявший прошлое от будущего, превратился, казалось, в холодное железо, неумолимо вонзавшееся в его грудь.
Болеслав продолжал стоять около двери, опустив голову и почти не различая, что творится вокруг. Внезапно он увидел перед собой Винцуню, а рядом с ней Александра, по другую руку которого стояла черноокая красавица вдова. Исполняли краковскую фигуру мазурки.
По окончании фигуры Александр вместе с обеими партнершами танцующим шагом подбежал к Болеславу и спросил:
— Огонь или зефир?
— Я не танцую! — ответил Болеслав.
— Не танцуете?! — удивленно и с насмешливым состраданием воскликнул Александр и тут же обратился к стоявшему рядом молодому человеку: — Огонь или зефир?
— Огонь, — ответил тот, и Александр, с поклоном передав ему пани Карлич, снова стал танцевать с Винцуней.