Он наблюдал жестокую, кровавую битву, такую же беспорядочную, как та, что ей предшествовала. Неизвестно откуда появлялись маленькие отряды и включались в борьбу то с той, то с другой стороны. Вот на палубу хлынули полуголые матросы с Силком во главе. Силк размахивал прибойником. Этим громоздким и мощным оружием он разил направо и налево. Испанцы расступались перед ним. Битва кипела. Испанский солдат попытался бежать, припадая на раненую ногу, его преследовал британский моряк с абордажной пикой. Догнав несчастного, он вонзил пику ему под ребра, и оставил свою жертву слабо подергиваться в луже крови.
На главной палубе никого не осталось, только грудами лежали трупы, однако Буш слышал, что под палубами бой продолжается, раздаются крики, вопли, треск. Потом все, казалось, утихло. Слабость была какая-то неприятная. Бушу ужасно хотелось положить голову на руки и забыться, забыть о своей ответственности, но на горизонте сознания его подстерегали какие-то огромные, кошмарные существа, готовые наброситься на него. Буш их боялся, и в борьбе с ними слабел все сильнее. Голова его опустилась на руки, и он с огромным усилием поднял ее. Второй раз это было еще труднее, но он принуждал себя. Надо было встать и заняться всем тем, что нужно сделать. В его ушах раздался резкий, мучительный голос.
— Мистер Буш здесь, сэр! Он здесь!
Чьи-то руки приподняли его голову. Солнечный свет, хлынувший в глаза, причинял боль. Чтобы спрятаться от него, Буш плотно прикрыл веки.
— Буш! Буш! — Голос у Хорнблауэра был нежный и умоляющий. — Буш, пожалуйста, ответь мне.
Две мягкие руки держали его голову, Буш с трудом разлепил веки и увидел склонившегося над ним Хорнблауэра, но сил говорить у него не было. Он чуть-чуть тряхнул голова и улыбнулся — такое чувство уюта и безопасности исходило из рук Хорнблауэра.
Посыльный, постучав, просунул голову в каюту Буша:
— Мистер Хорнблауэр свидетельствует свое почтение, сэр. Над мысом Москито развевается адмиральский флаг, и мы сейчас начнем салют, сэр.
— Очень хорошо, — сказал Буш.
Лежа на койке, он мысленно следил за всем, что происходит на судне. Сейчас оно лежит на левом галсе, и все паруса, кроме марселей и кливера, взяты на гитовы. Значит, они прошли Пушечную Банку. Буш услышал голос Хорнблауэра:
— Брасы с подветренной стороны! Команде поворачивать судно!
Буш услышал, как заскрипели тросы рулевого привода: руль положили на борт — обходят мыс Порт-Ройал, «Слава» встала на ровный киль — перед этим она шла с небольшим креном… накренилась на левый борт… так слабо, что Буш, лежа на койке, почти не почувствовал этого. Громыхнула первая пушка салюта. Несмотря на то, что Хорнблауэр любезно предупредил его, Буш все-таки был захвачен врасплох и даже вздрогнул от неожиданности. Он обругал себя, решив, что стал слабый и пугливый, как котенок. С интервалами в пять минут гремели выстрелы, Буш заново устраивался в постели. Двигаться ему было непросто, не столько из-за слабости, сколько из-за многочисленных швов, наложенных на его раны. Он был весь прошит, как стеганое одеяло: каждое движение причиняло боль.