— Вахтенный офицер! — позвал Бакленд.
— Сэр! — Смит в темноте выступил вперед.
— Мы меняем курс на два румба. Курс зюйд-вест.
— Есть, сэр. Курс зюйд-вест. Мистер Эббот, свистать команду к брасам.
«Слава» легла на новый курс. Паруса ее развернулись к ветру, составлявшему не более румба с ее правым бортом. Карберри подошел к нактоузу убедиться, что рулевой точно выполнил его приказ.
— Эй! Еще разок нажать на фока-брасы с наветренной стороны! — крикнул Смит. — Стой!
Свистки, сопровождавшие перемену курса, стихли.
— Курс зюйд-вест, сэр, — доложил Смит.
— Очень хорошо, мистер Смит, — сказал Бакленд, стоявший у ограждения.
— Простите, сэр, — осмелился спросить Робертс у маячившего в темноте Бакленда. — Вы можете сказать нам наше задание?
— Задание не могу. Это все еще секрет, мистер Робертс.
— Ясно, сэр.
— Но скажу вам, куда мы направляемся. Мистер Карберри уже знает.
— Куда, сэр?
— Санто-Доминго. Бухта Шотландца.
Последовала пауза. Всем надо было переварить полученное сообщение.
— Санто-Доминго, — повторил кто-то задумчиво.
— Эспаньола, — пояснил Карберри.
— Гаити, — произнес Хорнблауэр.
— Санто-Доминго, Гаити, Эспаньола, — сказал Карберри. — Три названия одного острова.
— Гаити! — воскликнул Робертс. Это название задело какую-то струну в его памяти. — Это там, где негры взбунтовались.
— Да, — согласился Бакленд.
Все заметили, что он постарался произнести это слово безо всякого выражения, возможно по причине сложной дипломатической ситуации, касающейся негров, а возможно потому, что страх перед капитаном все еще витал над судном.
Лейтенант Бакленд, исполняющий обязанности командующего семидесятипушечным судном Его Величества «Слава», стоял на шканцах, разглядывая в подзорную трубу низкие горы Санто-Доминго. Судно неприятно и неестественно кренилось. Длинные атлантические валы, гонимые пассатом, проходили под килем судна, лежавшего в дрейфе под последними порывами бриза, дувшего с полуюта и теперь понемногу стихавшего по мере того, как жаркое солнце нагревало остров. «Слава» кренилась на борт; пушечные порты нижней палубы оказывались над водой то с одной, то с другой стороны, ибо дувший над волнами легкий бриз не мог удержать прямо лежавшее под обстененным крюйселем судно. Оно кренилось на один борт, пока пушечные тали не начинали скрипеть под тяжестью пушек, и на круто наклоненной палубе почти невозможно становилось удержаться. Тут оно замирало на несколько мучительных секунд, медленно выпрямлялось, и, не задерживаясь в этом положении, продолжало, под грохот блоков и скрип такелажа, тошнотворное падение, пока не оказывалось на другом борту. Пушечные тали скрипели, неосторожные люди скользили и падали, а судно замирало, но тут волна прокатывалась под ним и все начиналось сначала.