Графиня поднялась. Губы ее сжались, превратились в тонкую линию. Он вскочил следом, не в состоянии отвести взгляда от вздымающейся под прикрывающим декольте кружевом груди графини.
— Уймите ваших головорезов, капитан! — произнесла ледяным тоном.
Вышла из-за стола, увела с собой девушек.
Ему пришлось прервать ужин, отправиться в лагерь, по-отечески пожурить своих солдат.
Когда он вернулся, графиня стояла у окна, смотрела в темноту. Что она могла там видеть?
Он склонился, самым смиренным тоном, на какой только был способен, попросил прощения. Она обернулась, легким движением руки пригласила его вернуться к столу.
— Я вынуждена извиниться, капитан, — произнесла тихо. — Вам придется заканчивать ужин без меня. Я очень устала. После ужина Гийом препроводит вас в вашу спальню. Доброй ночи, мессир.
Когда подошло время прощаться, графиня спустилась вниз — свежая, очаровательная, невероятно красивая. И теперь стояла на том же месте, на котором он увидел ее вчера, когда только въезжал в ворота этого гостеприимного замка.
Лагарне, между тем, был удивлен.
Он приказал сворачивать лагерь, когда солнце уже изрядно поднялось над горизонтом. И за все это время, с самого рассвета, на глаза ему не попалось ни одной женщины, девушки и даже ребенка.
И утром в доме ему прислуживали одни мужчины. Старик подавал завтрак, юноша — принес ему в комнату вычищенный, отутюженный мундир, темноволосый молодой мужчина — подал к крыльцу коня.
"Куда все подевались?" — думал он.
Встретившись взглядом с графиней, Лагарне почувствовал, что лицо его заливает краска стыда. Это было так неожиданно для него, что он разозлился. С какой, собственно, стати, должен он стыдиться нормальных мужских поступков своих солдат? С какой, черт побери, стати?!
Но он сдержался. Очень хотелось ему заслужить хотя бы один еще благосклонный взгляд графини. Поэтому Лагарне склонился, подмел пером пыль с булыжной мостовой, проговорил благодарственные слова.
Она улыбнулась, кивнула:
— Хорошей дороги, капитан.
Лагарне вскочил на коня, погарцевал перед крыльцом, взмахнул еще раз шляпой. Умчался.
Когда драгуны покинули замок, Клементина, наконец, выдохнула. Она одержала первую победу.
Она, разумеется, и подумать не могла, что в эти же дни в Париже, о ней вспоминал сам король.
Сначала Людовику напомнила о Клементине Мария-Терезия. Весь день накануне королева провела в слезах. Об этом ему не раз успели сообщить придворные.
— Ее величество скучает.
— Ее величество тоскует.
— Ее величество плачет в часовне.
Когда Людовик явился в спальню супруги в четыре часа утра, глаза Марии-Терезии по-прежнему были красны от слез.