— Надеюсь, ваше величество не считает это слишком крупным недостатком? — улыбнулась.
Снова вернулась к эскизам.
Спустя минуту произнесла:
— Лево, ваше величество. Я выбрала бы проект Лево. Но, если мне будет позволено…
Он подошел очень близко. Так близко, что, когда она снова заговорила, он почувствовал движение потревоженного словами воздуха.
— Лувр, несомненно, великолепен, — сказала она, — и он достоин вашего величества, но мне… мне более по сердцу сады Версаля. Там, сир, есть все, чтобы представить всему миру несравненное величие вашего царствования.
Не в силах больше удерживаться, он схватил ее за плечи, обнял, притянул к себе.
Она, ему казалось, не сопротивлялась. Только произнесла в самые его губы:
— Я замужем, ваше величество. За преданнейшим из ваших слуг.
И он опять, в который раз, повел себя как дитя.
Спросил:
— А если бы вы не были замужем?
— А если бы вы, ваше величество, не были величайшим из королей? — спросила в ответ.
Он замер на мгновение.
— Если бы я не был величайшим из королей? — переспросил.
Приник к ее рту, поцеловал одновременно нежно и властно. Потом отодвинул ее от себя, спросил сухо:
— Я ответил на ваш вопрос, сударыня?
— Да, сир! — она смотрела ему в глаза и улыбалась — тепло и бесхитростно. — И я вечно буду жалеть об этих "если бы".
Это воспоминание — единственная яркая точка в бесконечной череде то скучных, то яростных обсуждений и споров.
Людовику вообще неинтересен Лувр. Лувр тяготит его. Он не чувствует себя здесь дома.
Людовик устал от разговоров о необходимости коренной перестройки всего комплекса зданий, устал от угрюмого упрямства Кольбера, с настойчивостью дятла пытающегося ему внушить, что "ничто лучше не выражает величие духа королей, чем то, что ими построено".
Кольбер твердит бесконечно: "Все потомки мерят величие это по великолепным замкам, воздвигнутым в их царствование".
Людовик согласен с этим. Но он не хочет, не желает заниматься Лувром. Гораздо больше его увлекает мысль выстроить великолепную королевскую резиденцию в Версале. Чудесную резиденцию. Восхитительную.
Он сердится на Кольбера, вздыхает, вспоминая последний спор с упрямым министром. Тот никак не оставляет его в покое.
— Постройка Лувра, — говорит Кольбер, — имеет общенациональное значение. А пятнадцать тысяч ливров, истраченных за два последних года на Версаль, дом, который служит больше удовольствиям и развлечениям Вашего Величества, чем приумножению славы, являются непомерными и необоснованными тратами.
А Людовик представляет себе, каким будет Версаль. И одни мечты о нем в миллион раз более радуют его, чем все связанные с перестройкой Лувра эскизы и расчеты.