Имя Лапорта произнесено не было. Молчали и они: юный Филипп и его друг Жосслен.
Гнев Анны Австрийской и Его Преосвященства они пережили, сохранив привязанность короля и общие воспоминания.
Людовик жестом предложил Филиппу сесть.
— Мы сегодня изучали составленный вами отчет, — сказал. — Я доволен вами, Филипп. Вами и вашим другом, Мориньером. Вы много трудитесь на благо Франции и вашего короля. И ваши старания не останутся без внимания.
Филипп де Грасьен склонил голову.
— Присаживайтесь, друг мой, — повторил король. — Я хотел бы, чтобы вы рассказали мне о жизни в Новой Франции. Я хочу знать, как там живется моим добрым французам.
Пробило полночь, а Людовик все не отпускал его. Слушал внимательно, составлял в воображении картины далекой жизни, и глаза короля горели непонятным Филиппу огнем.
Уже начало светать, когда Людовик согласился прервать повествование:
— Вы великолепный рассказчик, — произнес глухо. — Я представляю теперь все так, будто сам побывал там.
Помолчал несколько долгих минут. Потом произнес:
— Я слышал, вы не слишком довольны вашим супружеством?
— Сознаюсь, сир, иногда я устаю от сумасбродств моей жены.
Людовик кивнул.
— Жизнь, мой милый Филипп, — бесстрастный ремесленник. Она без устали шлифует людей, — всех, без разбору. Из одних в итоге получаются бриллианты, другими — и дороги не вымостишь. — Он махнул рукой. — Вы жалуетесь на чрезмерную живость ума вашей жены, а между тем, не хотите же вы сказать, что желали бы получить в жены вместо вашей теперешней супруги холодную и бесчувственную рыбу? Ну, например, мадемуазель Дюнуа. Помните, как детьми яростно дергали мы ее за волосы? А она хлопала белесыми ресницами и только всхлипывала, всхлипывала… Научись она тогда давать отпор обидчикам, — кто знает? — возможно, жизнь ее сложилась бы иначе.
Король взял со столика перстень с огромным желтым бриллиантом, покрутил его так и эдак, полюбовался игрой света в бесконечных гранях. Снова опустил перстень на край стола. Потом обернулся к Филиппу:
— Ваша жена — бриллиант. А бриллиант никому ничего не должен. И оправе, в которую он вставлен, — тоже. С этим придется мириться.
По небу ползли тяжелые тучи. Где-то вдалеке громыхал гром. Было душно.
Но Клементина, несмотря на это, радовалась прогулке.
Она забыла об усталости в тот самый момент, когда только опустилась в седло. Девочка, привыкая к новой хозяйке, некоторое время еще фыркала, танцевала, перебирала ногами. Потом успокоилась, почувствовав уверенность всадницы.
Сначала Клементина ехала шагом. Затем увлеклась, стала пускать лошадь рысью, потом галопом.