— Матушка сейчас к вам выйдет, — пообещала монахиня и удалилась, оставив в помещении ощутимый шлейф неудовольствия.
Человек в черном одеянии прошелся по комнате, которая, невзирая на все старания хозяев, носила отпечаток давней и неистребимой нищеты. Белые стены были покрыты пятнами плесени. Очевидно, с плесенью старались бороться. Но последняя неуклонно побеждала.
Наконец, дверь снова отворилась. Вошедшая женщина была как сестра-близнец похожа на предыдущую. То же тусклое, утомленное выражение лица и поджатые губы.
— Прошу прощения за вторжение в вашу обитель, — произнес иезуит — Меня к вам, матушка, привело дело, касающееся одного из детей, находящихся на вашем попечении.
— Я слушаю вас. Прошу, присядьте, — она сама села и сложила смиренно руки на коленях. — О ком именно вы говорите?
— О Дени, сыне графа де Брассер. Он поступил к вам прошлым летом.
Аббатиса нахмурилась. Губы ее стали совершенно бледны и тонки.
— Это ребенок из семьи, поднявшей свое оружие против короля.
— Вот именно, — сурово сказал иезуит.
Настоятельница с тревогой взглянула в холодное лицо гостя.
— Это дитя еще очень мало, но уже исполнено гордыни и ненависти. Это нельзя осуждать, но следует всячески искоренять.
— Мы с этим разберемся, — священник поднял глаза на висевшее на стене распятие.
Казалось, когда он говорил "мы", он имел в виду себя и самого Господа. Настоятельница дрогнула пальцами.
— В каком смысле?
— Я готов освободить вас от забот об этом ребенке.
— Что это значит, господин аббат?
— Это значит, что я забираю его с собой.
— Но как я могу отдать вам мальчика? — настоятельница поднялась, не в силах сдержать волнение. — Ребенок находится под защитой и покровительством нашей обители.
— С этого момента — нет, — спокойно ответил человек в черном.
Все еще сомневаясь, настоятельница спросила:
— У вас есть какая-нибудь бумага, подтверждающая ваши полномочия?
Иезуит молча протянул ей сложенный вчетверо лист. Развернув, взглянув на него только, настоятельница едва не выронила листок из рук.
— Надеюсь, с ребенком не случится ничего дурного? — пролепетала.
— Не сомневайтесь, — улыбнулся в первый раз за все время беседы. — Принесите бумагу, перо и чернила, я оставлю вам расписку.
Когда настоятельница вышла, чтобы отдать необходимые распоряжения, гость подошел к окну.
Внизу раскинулся большой яблоневый сад. Весеннее солнце заливало ярким светом кроны яблонь и золотыми пятнами растекалось между деревьями. Посреди этого природного великолепия прогуливались монахини с детьми.
Несмотря на прекрасную погоду и весьма юный возраст воспитанников, в саду царило уныние. Дети парами-тройками бродили между стволами деревьев. Не играли. Почти не разговаривали. Едва кто-то из них, не совладав с бурлившей в организме энергией, срывался с места, чтобы пробежаться по весенней траве, гневный окрик тут же настигал его. И ему приходилось, понурившись, возвращаться в компанию сверстников.