Монахиня не заметила опасной ухмылки на лице священника, зато ее увидел ребенок, и его глаза расширились от удивления.
— У тебя красивые волосы, Дени, — сказал мягко иезуит.
Взглянул на настоятельницу:
— Не переживайте. С этим мы тоже разберемся. Переоденьте ребенка, матушка. Мы уходим.
Скоро мальчик вновь стоял перед иезуитом.
Глаза ребенка блестели. Он водил ладошками по темно-зеленому бархату своего костюмчика. И выглядел значительно более довольным, чем прежде.
— Это твоя одежда, Дени?
— Да, господин аббат.
— Ты очень вытянулся за этот год, — заметил иезуит, глядя на руки мальчика, смешно торчащие из рукавов.
— Дети быстро растут, — ответила матушка укоризненным тоном. И было не очень ясно, кому она желала бы направить свой упрек — то ли собеседника корила за непонимание, то ли воспитанников — за излишнюю ретивость.
Иезуит протянул матери-настоятельнице написанную им расписку.
— Возьмите.
Она не взглянула даже. Положила на край стола. Стояла, смотрела на ребенка, на мужчину. С какой-то непонятной ей самой ревностью отметила, как иезуит протянул мальчику ладонь, как доверчиво, с готовностью отозвался на этот жест гостя ребенок.
Когда иезуит с мальчиком подошли к двери, сказала вдруг озабоченно:
— Господин аббат… У нас теперь время обеда…
— Дени, ты хочешь есть? — невинно поинтересовался священник, отпуская ладошку ребенка.
Но тот только сильнее ухватился за тонкую руку своего спасителя.
— Благодарю вас, матушка, — иезуит сдержанно улыбнулся. — Я покормлю мальчика позже.
Они вышли на залитую солнцем улицу. После пребывания в приюте даже мужчине показалось, что воздуха, солнца и свободы на этой узкой, кривой улице как-то особенно много.
Сначала иезуит отправился с мальчиком в самое сердце города, где на одной из выходящих на центральную площадь улиц нашел дом портного.
Он шел наугад. Но, судя по всему, случай привел его к неплохому, а, главное, весьма сговорчивому, мастеру. Впрочем, кто бы в этом случае не стал сговорчив!
Когда мужчина с мальчиком зашли в полутемное помещение, называемое мастерской, старик работал на высоком помосте у окна. Он сидел, поджав под себя ноги, согнувшись, склонившись к разложенному на коленях платью.
Увидев посетителей, стал, кряхтя, подниматься. В спешке уронил с помоста ножницы. Они упали с грохотом, раскрылись, растопырили по сторонам лезвия.
Дени бросился, поднял ножницы. Когда старик спустился с возвышения, подал их ему.
— Спасибо, дитя, — смутился старик. — У тебя доброе сердце. Простите, господин, — обратился к иезуиту. — Сноровки уже не хватает. Возраст.