— По-твоему, это правда? Да никому в голову не придет сказать такое.
— Дитте не лжет! — Сюзанна стряхнула Йоакимову руку и отодвинулась подальше, с обидой глядя на него. — Зачем ей лгать? Какой смысл?
— Я вовсе не хотел тебя обижать… — начал он.
— А я и не обижаюсь, просто спрашиваю, мне в самом деле интересно. Вдруг услышу от тебя что-нибудь новенькое.
Оба надолго замолчали. Неожиданно Сюзанна стукнула себя кулаком по лбу и прошептала:
— Извини… Я дура. Дура, дура, дура. Уже умудрилась втянуть тебя в эти дрязги. А все потому, что мне кажется, будто мы знакомы всю жизнь. Потому что с тобой я чувствую себя защищенной. Но мы же совсем друг друга не знаем. Ты наверняка невесть что обо мне думаешь!
Она подобрала ноги на диван и, покусывая кулачок, искоса взглянула на Йоакима.
— Тебе вряд ли знакомо чувство ненависти, а, Йоаким? И бороться за жизнь, наверно, не приходилось?
— Да нет, — сказал он, в полном замешательстве от такого положения вещей, поскольку чувствовал, что в определенном смысле это его принижает. — Пожалуй, не приходилось.
— Мне необходим человек, который обнимет меня крепко-крепко и скажет: все наладится, все будет хорошо. Вот кто мне позарез необходим… — Она осеклась. Глаза наполнились слезами. — Вечно я опасаюсь доверять людям. А это большой минус. Но мне столько всякой мерзости довелось пережить, Йоаким, тебе и не снилось.
— Можешь положиться на меня, — сказал он с непривычной твердостью. — Я всегда буду рядом.
Тут Сюзанна по-настоящему расплакалась.
Потом она попросила его немного посидеть в одиночестве: надо переправить Дитте в ее собственную постель, потому что засыпала она всегда у матери.
— Он ушел? — донесся из коридора сонный голос Дитте.
— Да, — ответила Сюзанна.
— А почему куртка его здесь? — спросила девочка, и Сюзанна что-то сказала ей шепотом, Йоаким не расслышал. Немного погодя дверь открылась.
— Всё, можешь свободно выходить, — улыбнулась Сюзанна, но он не двигался с места и чувствовал себя глуповато. Это ощущение оставило его, только когда они очутились под периной; Сюзанна прижалась к нему с таким отчаянием, что он разом понял: она вправду нуждается в нем. Больше всего на свете. И в ту же секунду ему стало ясно, что, пока дело обстоит таким образом, он готов примириться с чем угодно.
Среди ночи дверь с шумом распахнулась. На пороге явилась грозовая туча.
— Почему он еще здесь? Ты же сказала, он ушел.
— Тише, дружок, тише, — пробормотала Сюзанна, не открывая глаз, и с такой неохотой вытащила руку из-под Йоакимовой головы, что он воспринял этот жест как ласку.