— Входите! Открыто!
Дверь отворилась, вошел мужчина.
Это был его друг Эрик. Войдя, он шумно перевел дух, а когда Йоаким спустился вниз, быстро обнял его и хлопнул ладонью по спине. Ростом Эрик едва доставал долговязому Йоакиму до плеча.
— Ты? Вот здорово! — буркнул Йоаким. — Как ты узнал, что я здесь?
— Земля слухом полнится, знаешь ли, вот я и решил съездить посмотреть, что и как. А то ведь тебя никак не поймаешь.
— Правда?
— Чистая правда. Рюмки у тебя найдутся? — Эрик вытащил из кармана пальто бутылку водки, вручил ему.
Он расположился на диване, а Йоаким сходил за рюмками и сел в кресло. В гостиной было жарко, кафельная печка топилась вовсю, хотя уже начался май.
— Как живешь? — спросил Эрик.
Йоаким пожал плечами:
— Да неплохо.
Несколько времени они болтали о том о сем, пили водку, Эрик рассказывал о своих поездках, о женщинах, с которыми встречался, об Алисе, своей взрослой дочери, которая изучала историю искусств. Эрик был категорически против. Идиотский выбор, объявил он, глотнул водки, откинулся на спинку дивана, кожаная обивка аж скрипнула под тяжестью его небольшого плотного тела. Йоаким не ужинал и сразу почувствовал действие алкоголя. Не все, что говорил Эрик, доходило до его сознания. Полулежа в кресле, он словно бы покачивался на гребне волны, то его бросало в сторону Эрика, то куда-нибудь еще, а он терпеливо сносил колыхание воды. Как вдруг, посреди разговора, Эрик оборвал себя на полуслове.
— Что, собственно, случилось? — спросил он. — Я ничегошеньки не знаю.
Йоакима пробрала дрожь, на миг он поднял голову, устало посмотрел на Эрика.
— Мы с Сюзанной разошлись, — глухо проговорил он. — Я, как видишь, живу здесь, детей забрала она. Это ты тоже видишь. — Он шевельнул рукой, в которой держал рюмку, потом быстро поднес ее к губам, осушил. — Ты ведь и сам развелся.
— Да, но это было давно и неправда. — Эрик обеими руками пригладил волосы и опять откинулся на спинку дивана. — Что с тобой, дружище?
— Мне так обидно за себя, — тихо сказал Йоаким. — Я все ей отдал, но она удержу не знает. Требует все больше и больше. Ненасытная прорва. Ничем ее не заткнешь. Все рушится, как лавина, и я не в силах положить этому конец. Скоро у меня вообще ничего не останется.
Эрик хмыкнул.
— Я уж и не знаю, что правильно, что нет, — продолжал Йоаким. Он сидел, уронив голову на грудь, свесив руки с колен. — Не знаю, где правда, где ложь, — добавил он.
Эрик, похоже, не очень понял, к чему он клонит, но на всякий случай кивнул.
— Именно это и мучает меня больше всего, — прошептал Йоаким, снова хлебнув водки.