Селеста подняла голову:
— Вы… вы женитесь на леди Имоджен.
— Я намерен жениться только на вас.
Она внимательно посмотрела на него, потом выскользнула из объятий и вернулась к растопленному камину.
— Нет. Я уезжаю. Вы не должны связывать свою жизнь со мной. Я лишь испорчу вам репутацию.
Лицо графа смягчилось, но он остался на месте.
— Вы и впрямь верите в это?
Она оторвала взгляд от огня. В ее потемневших глазах застыла тревога.
— Дело не только в маме. Джайлс… Он пытался убить вас.
— Но не слишком в этом преуспел — благодаря вам.
— Те двое… Они расскажут…
— Сомневаюсь. Я предложил им выбирать: либо предстать перед судом за покушение на убийство — а это предполагает по меньшей мере ссылку в колонии, — либо исчезнуть и не появляться больше вблизи моего дома.
— Вы отпустили их? — недоверчиво спросила Селеста.
— Не хочу, чтобы имя моей будущей жены упоминалось в каком-либо суде.
Она тихонько всхлипнула.
— Вы пытались спасти честь Роксли, но не знали о Джайлсе.
— Я не знал, что он мертв и что его застрелил Кроуторн, но те двое рассказали, что им должны были заплатить за мое убийство.
Селеста закрыла ладонями глаза:
— Мне так стыдно. Стыдно, что мой брат вел себя столь… недостойно.
— Об этом никто не узнает. Уверен, во всем виноват Кроуторн, а ваш брат попал под его дурное влияние. Кроуторн нарочно спаивал его, чтобы потом использовать в своих целях.
— Это так благородно с вашей стороны…
— Люди будут говорить лишь о том, — продолжал граф, — что Джайлс попытался освободиться от влияния лорда Кроуторна и при этом погиб. Никакого суда не будет, как и почти никакой огласки. А лорд Кроуторн, несомненно, попытается спасти свою шкуру, даже если ему придется переплыть пролив на гребной шлюпке.
Некоторое время оба молчали, потом граф сказал:
— Так что, Селеста, остаемся только мы с вами.
Она сжала кулачки.
— Я… я хочу сказать вам что-то.
— Может быть, подойдете ближе? — предложил граф.
Она покачала головой: — Нет! Это… Мне трудно… — Я слушаю.
Элегантное парижское платье чудесным образом подчеркивало ее прелесть: мягкие округлости грудей, изящную тонкую талию и ослепительную белизну кожи.
Глядя на нее, граф думал, что впервые встретил женщину, которая была бы так слепа в отношении собственной красоты.
— Когда мы обедали с вами в Монастыре, — дрожащим голосом начала Селеста, — вы сделали мне предложение, от которого я отказалась…
— Если не ошибаюсь, вы сказали, что скорее умрете, чем примете такое предложение. — Я тогда… я не понимала… — Чего вы не понимали?
— Что вы правы… насчет любви. Перед ней нельзя устоять.